§ 1. Дореволюционный этап развития уголовного процесса
1. Дореформенный уголовный процесс и кн. 2 т. XV Свода законов Российской империи. Российский уголовный процесс, существовавший до Судебной реформы 1864 г., принято называть дореформенным. В то же время речь идет о достаточно длительном и охватившем несколько столетий периоде развития отечественного уголовного процесса, в ходе которого он многократно видоизменялся и реформировался, хотя и не подвергался каким-либо уголовно-процессуальным кодификациям в современном значении этого понятия.
В начале XIX столетия возникла острая необходимость в общей систематизации российского права, в том числе в сфере уголовного процесса. В результате сначала появилось составленное в 1830 г. Полное собрание законов Российской империи, куда вошли все законы, как действующие, так и утратившие силу, начиная с Соборного уложения 1649 г. На его основе был подготовлен Свод законов 1832 г. в 15 томах, включивший лишь действующие законодательные акты. Книга 2 последнего тома — т. XV «Законы уголовные» — представляла собой первую в российской истории систематизацию уголовно-процессуальных норм.
Книга 2 т. XV Свода законов не являлась кодификацией уголовно-процессуального права, т.е. ее нельзя рассматривать в качестве некоего аналога современных УПК. Законодатель лишь обобщил нормы, действовавшие со времен Петра I или Екатерины II, отделив от них те, что утратили силу, и добавив некоторые новые положения в так называемых продолжениях к Своду издания 1842 и 1857 гг. В то же время значение кн. 2 т. XV Свода законов для истории российского уголовного процесса нельзя и преуменьшать. Этот акт зафиксировал в России зрелый дореформенный уголовный процесс — своего рода высшую точку его развития. Именно по Своду законов мы сегодня судим о российском уголовном процессе образца XVIII — первой половины XIX в., т.е. о том уголовном процессе, который и называем дореформенным .
Отраженная в Своде законов уголовно-процессуальная модель была построена «по типу германского дореформенного процесса». Речь шла о классическом следственном (инквизиционном) уголовном процессе, в целом соответствовавшем западноевропейским образцам. Производство делилось на три части: следствие, суд и исполнение. Следствие и исполнение являлись прерогативой полиции, которая по малозначительным преступлениям выполняла еще и функции суда.
Следствие, составлявшее центральную часть дореформенного уголовного судопроизводства, делилось на предварительное и формальное. Предварительное следствие начиналось по факту (in rem) при наличии определенных поводов к его начатию (жалоба, явка с повинной и т.д.), включая, говоря современным языком, непосредственное обнаружение полицией признаков преступления, т.е. ex officio. Предварительное следствие должно было приводить к появлению обвиняемого. Поэтому открывавшееся за ним формальное следствие велось уже не только in rem, но и in personam (против конкретного лица). Формальное следствие производилось в течение месяца для окончательного установления обстоятельств дела во всей их полноте, т.е. чтобы привести «в совершенную известность, над каким лицом или имуществом преступление учинено (характер и размер вреда. — Л.Г. ), в каком действии состояло, каким способом или орудием, когда, где (время, место, способ и другие обстоятельства совершения преступления. — Л.Г. ), с намерением или без намерения произведено (форма вины. — Л.Г. ) и вообще должно быть открыто все то, что может служить к пояснению обстоятельств преступления или вины обвиняемого» (ст. 1015 т. XV Свода законов). Оконченное формальное следствие отправлялось в суд.
Суд рассматривал дело по письменным материалам, без проведения судебного разбирательства в современном понимании — письменно, негласно и несостязательно. Он мог собрать кое-какие дополнительные материалы, но также в письменной форме (справки и т.д.), а мог прибегнуть к дополнительному следствию (через полицию). Отдельной процедурой был допрос обвиняемого в суде, который оформлялся специальным протоколом. Данная стадия уголовного судопроизводства занимала несопоставимое с обоими следствиями место. Достаточно сказать, что в законе она именовалась «порядок рассмотрения и дополнения следствия». Иными словами, прилагательное «следственный» очень точно отражает природу русского дореформенного уголовного судопроизводства.
Суд должен был оценивать доказательства на основании так называемой теории формальных доказательств, когда законодатель исключал свободную оценку доказательств и придавал разным видам доказательств неодинаковую юридическую силу, деля их на совершенные, несовершенные, половинные. Судья обязан был определить силу каждого доказательства и оказывался связан ею при постановлении приговора. Критерием оценки доказательств служило не современное внутреннее убеждение, а наличие или отсутствие возможности к показанию невинности подсудимого. Если одно совершенное доказательство могло (хотя и не обязательно) быть положено в основу обвинительного приговора, то одно несовершенное — нет. В то же время совокупность несовершенных доказательств также могла составить совершенное доказательство, «когда они (несовершенные доказательства в их совокупности. — Л.Г. ) исключают возможность недоумевать о вине подсудимого» (ст. 1173 т. XV Свода законов). В результате, помимо обвинительного и оправдательного приговоров, суд мог также вынести итоговое решение об оставлении подсудимого в подозрении , когда, допустим, собранные обвинительные доказательства выглядят достаточно весомо, но по формальным основаниям не могут быть признаны совершенными. Более того, в тот период именно такого рода половинчатое решение (не осудить, но и не оправдать) принималось чаще всего — в 87,5% случаев от общего количества рассмотренных судами уголовных дел. Весьма запутанной и многоступенчатой была и инстанционная процедура пересмотра уголовных дел.
Дореформенный российский уголовный процесс обладал многими недостатками, присущими чисто инквизиционной форме уголовного судопроизводства, что и предопределило необходимость проведения Судебной реформы. К числу его главнейших недостатков составители Судебных уставов 1864 г. относили пять:
«во 1-х, власти судебная, исполнительная и административная смешаны, и на них возложены несвойственные им обязанности;
во 2-х, следствия нередко начинаются без надлежащего основания и часто не могут быть направлены к одной, ясно определенной цели; поэтому частные лица напрасно привлекаются к суду, а судебные места обременяют себя излишними занятиями;
в 3-х, суд производится заочно, без бытности подсудимого, по письменным актам, составленным во время следствия;
в 4-х, решения постановляются на основании установленной законом теории формальных доказательств, без принятия в основание личного убеждения судьи, и
в 5-х, дела подвергаются рассмотрению трех, четырех и более инстанций».
В то же время дореформенный уголовный процесс обладал не одними лишь недостатками. Ему мы обязаны также многими институтами и подходами, которые зародились именно в тот период и до сих пор применяются в современном российском уголовно-процессуальном праве, т.е. при проведении Судебной реформы 1864 г. имел место не только отказ от предшествующего опыта, но и очевидная процессуальная преемственность. Достаточно вспомнить появившееся в дореформенный период разграничение трех видов уголовного преследования: в частном, частно-публичном и публичном порядках; сформировавшееся тогда требование о необходимости закрепления в законе исчерпывающего перечня видов (источников) доказательств; институты сроков предварительного расследования и приостановления предварительного расследования, а также многие другие положения. В этом смысле дореформенный уголовный процесс в целом и кн. 2 т. XV Свода законов 1832 г. в частности в значительной мере оказались недооценены. На самом деле они представляют собой начало своеобразной «оси», прошедшей через Устав уголовного судопроизводства, советские УПК к современному уголовно-процессуальному законодательству.
2. Устав уголовного судопроизводства 1864 г. и его значение. Судебная реформа Александра II является важнейшим событием в истории российского уголовного процесса, поскольку одним из четырех утвержденных 20 ноября 1864 г. Судебных уставов стал Устав уголовного судопроизводства — первая российская кодификация уголовно-процессуального права. Этот Кодекс до сих пор не превзойден в России ни по сроку действия (53 года — с 1864 по 1917 г.), ни по тщательности предшествовавших ему подготовительных работ, ни по качеству содержания, ни по степени влияния на последующее развитие уголовно-процессуального законодательства и уголовно-процессуальной науки. Более того, Устав уголовного судопроизводства, по сути, сформировал институциональные основы современного российского уголовного процесса, в рамках которых, невзирая на все исторические отклонения, он развивается последние полтора века.
Принятию Устава предшествовало утверждение в 1862 г. Основных положений уголовного судопроизводства — официального доктринального каркаса, на основе которого строился Кодекс. В Основных положениях провозглашались, в частности, ключевые принципы пореформенного уголовного судопроизводства: 1) отделение судебной власти от административной; 2) отделение обвинительной власти, возложенной на прокуроров, от судебной власти; 3) запрет отказа в правосудии; 4) разрешение уголовного дела по существу не более чем в двух инстанциях; 5) обязанность судебного следователя и суда принимать все меры, необходимые для установления истины (принцип материальной истины); 6) сочетание розыскного предварительного следствия и состязательного судебного разбирательства (смешанная модель); 7) гласность, устность и непосредственность судебного разбирательства; 8) отказ от теории формальных доказательств и переход к свободной оценке доказательств по внутреннему убеждению.
Проведение четкой границы между предварительным расследованием, построенным на одних принципах (тайна следствия, письменный характер, отсутствие сторон и др.), и судебным разбирательством, построенным на других принципах (наличие сторон, устность, гласность, состязательность и др.), явилось несомненным достижением Устава уголовного судопроизводства, позволившим России перейти от чисто инквизиционного процесса к смешанному, характерному для стран континентальной Европы (Франция, Германия и др.).
Если говорить о предварительном расследовании, то важнейшее достижение Устава заключается в передаче компетенции по производству предварительного следствия от полиции суду в лице специального судебного следователя, входившего в состав судебного ведомства. Полиция сохранила за собой только функции дознания, что стало попыткой отделить друг от друга в классических континентальных традициях полицейское дознание и судебное предварительное следствие. При этом именно предварительное следствие являлось основной формой расследования. Дознание было исключительно факультативной стадией, имевшей место при неуверенности полиции в преступном характере деяния или отсутствии поблизости судебного следователя (ситуация для России нередкая, учитывая расстояния). Именно расстояния оказались основной причиной, вынудившей составителей Устава отказаться от характерной для Европы прокурорской монополии на принятие решения о начале предварительного следствия. Судебные следователи получили право открывать следствие самостоятельно (ex officio) . Иначе говоря, инициатива в проведении предварительного следствия, или, говоря современным языком, возбуждении уголовного дела, могла исходить от полиции как органа дознания, прокурора и самого судебного следователя. По содержанию предварительное следствие представляло собой хорошо знакомую деятельность по собиранию доказательств путем производства следственных действий, применению мер пресечения, привлечению в качестве обвиняемого и т.п. При этом ни прокурор, сохранявший определенные надзорные полномочия, невзирая на судейский статус следователя, ни сам судебный следователь не могли прекратить уголовное дело — они были лишь вправе ходатайствовать об этом перед окружным судом, причем судебный следователь — через прокурора. По окончании предварительного следствия судебный следователь знакомил обвиняемого с материалами дела, после чего отсылал производство прокурору.
Далее начиналась стадия предания суду , в ходе которой прокурор решал, следует ли дело прекратить или направить его в суд с обвинительным актом. В первом случае он ходатайствовал перед окружным судом о прекращении дела. Во втором — его действия зависели от того, подсудно дело суду присяжных или нет. Если дело не подлежало рассмотрению с участием присяжных, то прокурор после составления обвинительного акта направлял его в окружной суд, который обязан был начать судебное разбирательство. Если речь шла о суде присяжных, то дело направлялось в вышестоящую судебную инстанцию — судебную палату, которая либо предавала обвиняемого суду присяжных, либо прекращала дело, либо обращала его к доследованию.
Судебное разбирательство проходило по современным правилам: гласно, устно и с участием сторон. При этом суд сохранял активную роль, будучи обязан установить истину по делу независимо от позиции сторон. Одним из наиболее ярких преобразований Судебной реформы 1864 г. стало введение суда присяжных, т.е. рассмотрение уголовных дел о наиболее опасных преступлениях с участием присяжных заседателей, решавших вопрос о виновности или невиновности подсудимого.
Пересмотр приговоров строился по европейским канонам с классическими апелляцией и кассацией французского образца. После рассмотрения дела по первой инстанции в окружном суде (с участием или без участия присяжных) стороны имели право по любым основаниям обжаловать приговор в апелляционном порядке в судебную палату, действовавшую в качестве апелляционного суда. После этого приговор становился окончательным с точки зрения установления фактических обстоятельств дела (принцип двух инстанций), но в законную силу еще не вступал: стороны имели право обжаловать его по правовым основаниям в кассационном порядке в Правительствующий Сенат — единственную кассационную инстанцию страны. Последний имел право либо отклонить жалобу, либо «кассировать» приговор, отменяя его на основании неправильного применения (толкования) правовых норм и направляя дело на новое рассмотрение. Необжалованный или подтвержденный Правительствующим Сенатом приговор вступал в законную силу. После вступления приговора в законную силу единственным способом его пересмотра оставалось лишь «возобновление дел» по ограниченному кругу оснований, причем исключительно в случаях, когда появлялись какие-либо серьезные основания предполагать невиновность осужденного лица. Оправдательный приговор после вступления в законную силу пересмотру не подлежал.
Следует добавить, что рассмотренная система стадий не затрагивает дел, подсудных мировым судьям (о наименее опасных преступлениях). По ним не производилось предварительное следствие. Мировой судья приступал к производству либо по материалам полиции (после дознания), либо по жалобе потерпевшего, либо по собственной инициативе. После судебного разбирательства у мирового судьи приговор подлежал апелляционному обжалованию в съезд мировых судей — орган мировой юстиции второй инстанции, а затем — кассационному обжалованию в Правительствующий Сенат. Если же приговор в апелляционном порядке не обжаловался, становясь окончательным, то в качестве кассационной инстанции выступал съезд мировых судей. В целом мировая юстиция наряду с судебными следователями и судом присяжных стала одним из символов нового уголовного судопроизводства, созданного Судебной реформой 1864 г.
Судьба Устава уголовного судопроизводства оказалась непростой. После принятия он неоднократно подвергался изменениям и дополнениям, некоторые из которых принято считать «судебной контрреформой», как, например, Законы от 7 июля 1889 г. (сокращение компетенции суда присяжных) и от 12 июля 1889 г. (упразднение мировой юстиции и замена ее судебно-административным органом — институтом земских начальников). В 1894 г. началась работа комиссии Министерства юстиции по пересмотру Судебных уставов, завершившаяся в 1899 г. подготовкой проекта новой редакции Устава уголовного судопроизводства. Однако он так и не был принят. Как бы то ни было, но Устав уголовного судопроизводства 1864 г. остается самой выдающейся кодификацией в истории отечественного уголовного процесса.
3. Дореволюционная наука уголовного процесса и ее достижения. Уголовно-процессуальная наука в современном ее понимании появилась в России в середине XIX в., незадолго до Судебной реформы 1864 г. Нельзя сказать, что до того русские авторы вовсе не писали на уголовно-процессуальные темы, однако все их работы имели не научный, а сугубо прикладной характер. К тому же уголовный процесс не рассматривался в них как автономная дисциплина, являясь лишь элементом либо общеправового, либо общесудебного анализа. Таковы, например, работы Ф.Д. Правикова «Грамматика юридическая, или начальные правила российского правоведения» (СПб., 1803) или З.А. Горюшкина «Описание судебных действий или легчайший способ к получению в краткое время надлежащих познаний к отправлению должностей в судебных местах» (М., 1807). С появлением в 1832 г. кн. 2 т. XV Свода законов, систематизировавшей действовавшие нормы в сфере уголовного судопроизводства, появилось больше трудов собственно уголовно-процессуального характера, однако большинство из них сохраняли описательно-прикладной характер на протяжении еще нескольких десятилетий, вплоть до Судебной реформы 1864 г. В качестве примера приведем сочинения Е. Колоколова «Правила и формы о производстве следствий, составленные по Своду законов» (3-е изд. М., 1851) и В. Лукина «Опыт практического руководства к производству уголовных следствий и уголовного суда по русским законам» (2-е изд. СПб., 1852).
Первым подлинно научным российским трудом в области уголовно-процессуальной науки стала работа профессора Санкт-Петербургского университета Якова Ивановича Баршева «Основания уголовного судопроизводства, с применением к российскому уголовному судопроизводству » (СПб., 1841), не утратившая своего научного значения и сегодня. Примерно в то же время в России начинают появляться специализированные научные юридические журналы, где публикуются теоретические статьи по уголовно-процессуальной проблематике. В качестве примера можно привести статью профессора Московского университета Сергея Ивановича Баршева (брата Я.И. Баршева) «О преимуществе следственного процесса перед обвинительным» (Юридические записки, издаваемые Петром Редкиным. М., 1842. Т. 2).
Таким образом, братья Я.И. и С.И. Баршевы становятся не только едва ли не единственными представителями российской уголовно-процессуальной науки в дореформенный период, но и ее подлинными основоположниками . С точки зрения их роли в становлении отечественной доктрины уголовного процесса ничего не меняет даже тот факт, что впоследствии их воззрения подвергались достаточно жесткой критике за чрезмерную приверженность следственному (инквизиционному) процессу, современниками которого они были.
Судебная реформа 1864 г. и принятие Устава уголовного судопроизводства оказали очень большое влияние на развитие науки уголовного процесса, которая в этот период сделала без преувеличения колоссальный скачок вперед, всего за несколько десятилетий проделав путь от зарождения к зрелому состоянию, во многих других странах потребовавший столетия. Именно в 1864 — 1917 гг. формируются отечественные уголовно-процессуальные школы, когда доктрина уголовного процесса перестает быть представлена двумя-тремя профессорами-одиночками, а превращается в монолитный, пусть и дискутирующий между собой, корпус ученых, имеющих возможность на регулярной основе передавать накопленные знания и готовящих себе смену в лице наиболее способных студентов, оставленных при кафедрах для подготовки диссертаций. Центрами развития уголовно-процессуальной науки становятся юридические факультеты университетов, которых в тот период насчитывалось в России не очень много, что обеспечивало высокий уровень преподавания и научных исследований. Многие из этих университетов сегодня находятся не только в России (Московский, Санкт-Петербургский, Казанский, Томский, Ярославский), но и за ее пределами (Киевский, Харьковский, Новороссийский (Одесский), Юрьевский (Тартуский), Варшавский). Помимо того, непременными условиями написания диссертаций, дававших доступ к преподавательской деятельности, являлись обязательная длительная научная стажировка в зарубежных университетах и владение иностранными языками (по крайней мере немецким и французским), что также положительно сказывалось на развитии российской уголовно-процессуальной науки и степени ее интегрированности в мировую науку.
Пореформенный и основанный на достижениях Судебных уставов <1> период развития отечественной уголовно-процессуальной науки открывается курсами профессора Санкт-Петербургского университета Александра Павловича Чебышева-Дмитриева , положившими начало традиции издания в России фундаментальных университетских научных курсов. Речь идет о его курсе лекций для студентов (СПб., 1866 — 1867) и работе «Русское уголовное судопроизводство по судебным уставам 20 ноября 1864 г. Часть 1» (СПб., 1875). Хотя «преклонение перед Уставами не дало» профессору А.П. Чебышеву-Дмитриеву «возможности использовать сравнительный материал западноевропейского законодательства», однако именно его имя по праву открывает очень яркую страницу полувекового пореформенного периода истории российской уголовно-процессуальной науки.
В этом смысле закономерно, что одному из учеников А.П. Чебышева-Дмитриева профессору Санкт-Петербургского университета Ивану Яковлевичу Фойницкому (1847 — 1913) суждено было подготовить, пожалуй, самую фундаментальную и значительную работу в истории российской уголовно-процессуальной науки — «Курс уголовного судопроизводства» (в 2 т.), вышедший первым изданием в 1884 г. (т. 1) и 1897 г. (т. 2). Не будет преувеличением сказать, что данный курс до сих пор не имеет себе в российской литературе равных ни по глубине, ни по качеству освещения материала, ни по влиянию на дальнейшее развитие науки, в том числе уже постсоветской. Его отличительной особенностью является анализ не одного лишь российского законодательства, но и основных западных уголовно-процессуальных систем, причем не только на общем уровне, но и при рассмотрении каждого уголовно-процессуального института. Такой, как сказали бы сегодня, сравнительно-правовой подход стал своего рода визитной карточкой российской дореволюционной уголовно-процессуальной литературы.
Почти одновременно выходит другой 2-томный курс уголовного процесса, который принято ставить в один ряд с трудом И.Я. Фойницкого и который принадлежит перу профессора Императорского училища правоведения (Санкт-Петербург) Владимира Константиновича Случевского (1844 — 1926): «Учебник русского уголовного процесса. Часть 1. Судоустройство. Часть II. Судопроизводство». Впервые увидев свет в 1891 — 1892 гг., он также затем выдержал несколько изданий (последнее в 1913 г.).
Помимо фундаментальных трудов И.Я. Фойницкого и В.К. Случевского, на рубеже XIX и XX столетий появляются и другие работы, каждая из которых, отличаясь неповторимым своеобразием, внесла вклад в развитие уголовно-процессуальной науки. Среди них следует назвать курсы профессора Киевского университета Дмитрия Германовича Тальберга «Русское уголовное судопроизводство» (1889 — 1890); профессора Московского университета Михаила Васильевича Духовского «Русский уголовный процесс» (1902; 2-е изд. 1908); профессора Юрьевского университета (сегодня Тарту, Эстония) Петра Павловича Пусторослева «Русское уголовно-судебное право» (1909; 2-е изд. 1914); приват-доцента Московского университета Сергея Ивановича Викторского «Русский уголовный процесс» (1911; 2-е изд. 1912) и профессора Московского университета Сергея Викторовича Познышева «Элементарный учебник русского уголовного процесса» (1913). Несколько особняком в российской дореволюционной науке стоит труд профессора Томского университета, впоследствии сменившего И.Я. Фойницкого на кафедре уголовного процесса Санкт-Петербургского университета, Николая Николаевича Розина «Уголовное судопроизводство» (Томск, 1913; 2-е изд. СПб. 1914; 3-е изд. СПб., 1916), где развивается теория уголовного процесса как юридического отношения, определившая построение данного курса. Данную теорию разделял и еще один известный представитель уголовно-процессуальной науки, занявший после Ярославля кафедру уголовного процесса Московского университета, профессор Григорий Самуилович Фельдштейн в своем труде «Лекции по уголовному судопроизводству» (1915).
Именно авторские курсы, позволившие создать единую теорию российского уголовного процесса и его стройный институциональный каркас, повлиявший в том числе и на развитие советского законодательства (невзирая на смену политической идеологии), являются, пожалуй, самым крупным достижением дореволюционной науки. По разнообразию и глубине ни один другой период не дал нам столько учебников и курсов такого высокого качества. Каждый из них не утратил своего значения и в наши дни.
В тот же период активно развиваются юридические научные журналы («Журнал министерства юстиции», «Юридический вестник», «Журнал гражданского и уголовного права», «Вопросы права (журнал научной юриспруденции)» и др.), на страницах которых публикуются научные исследования в виде статей и развернутых рецензий.
Что касается монографий, то они в интересующий нас период также, разумеется, издаются, хотя по степени влияния заметно уступают учебникам и курсам. При этом охваченными оказываются далеко не все институты уголовного процесса — многие остаются необработанными монографически. Видимо, логика развития науки требовала первоначального накопления знаний в виде фундаментальных курсов, чтобы затем уже углублять их на уровне монографических исследований. Однако если первая задача была блестяще решена, то решать вторую пришлось уже в советский период, причем после большого перерыва.
Среди монографий, изданных до 1917 г., следует назвать, например, работы А.Ф. Кистяковского о мерах пресечения (1868), К.К. Арсеньева о предании суду (1870) и судебном следствии (1871). В 1888 г. вышли два монографических труда о гражданском иске в уголовном процессе: Д.Г. Тальберга и Л.М. Берлина. Среди в целом не очень многочисленной дореволюционной монографической литературы особняком стоит работа профессора Харьковского университета Леонида Евстафьевича Владимирова «Учение об уголовных доказательствах», выдержавшая три издания (последнее в 1910 г.). Ее влияние на последующее развитие отечественной теории доказательств в уголовном процессе сложно переоценить. Именно Л.Е. Владимиров был едва ли не первым российским исследователем, кто попытался привнести в отечественную доктрину сугубо англосаксонские доказательственные конструкции, причем подчас небезуспешно, имея, например, в виду учение об относимости доказательств и предмете доказывания. Но это было скорее исключением — в целом российская дореволюционная наука оставалась привержена континентальным ценностям.
§ 2. Советский этап развития уголовного процесса
1. Зарождение советского уголовного процесса: разрыв и преемственность. Октябрьская революция 1917 г. ознаменовала собой перелом в истории отечественного уголовного процесса и его переход из так называемой дореволюционной в советскую фазу развития. Данный переход в формальном плане осуществлялся не эволюционным, но революционным путем: новая советская власть сразу же приложила все усилия по полному демонтажу дореволюционной судоустройственной и процессуальной системы. Для этого были приняты несколько кратких законодательных актов, определяющих судебную и процессуальную политику советской власти, важнейшими из которых стали три Декрета о суде.
Уже Декрет о суде от 24 ноября 1917 г. официально упразднил все судебные учреждения «старого режима» (судебных следователей, окружные суды, судебные палаты, Правительствующий Сенат), институты прокурорского надзора и адвокатуры, а также приостановил деятельность мировых судей, предполагая их преобразование в местные суды. Более подробный Декрет о суде N 2 от 7 марта 1918 г., содержавший уже некоторые очертания нового уголовного процесса, уточнил, что Судебные уставы 1864 г. продолжают применяться при рассмотрении уголовных дел, но лишь в той мере, в какой они не отменены декретами советской власти и не противоречат правосознанию трудящихся классов (п. 8) . Декрет о суде N 3 от 20 июля 1918 г. не внес в эти положения существенных изменений, определив лишь некоторые новые правила подсудности и учредив в г. Москве временный Кассационный суд с уголовным отделением, призванный рассматривать кассационные жалобы на решения окружных народных судов. Как видно, Устав уголовного судопроизводства 1864 г. продолжал еще действовать и после Октябрьской революции, но очень недолго и исключительно в рамках вынужденного регулирования некоего перехода к новым советским уголовно-процессуальным законам.
Окончательная формальная отмена Устава уголовного судопроизводства произошла одновременно с принятием Положения о народном суде РСФСР от 30 ноября 1918 г., в ст. 22 которого была включена норма о том, что «ссылки в приговорах и решениях на законы свергнутых правительств воспрещаются». Так завершилась в России эпоха Судебных уставов.
Следует также иметь в виду, что в первые годы советской власти были созданы две параллельные системы судов: общие суды, о нормативной базе деятельности которых речь шла выше, и особые суды в виде революционных трибуналов, рассматривавших дела о наиболее опасных, с точки зрения советской власти, преступлениях, характеризовавшихся в качестве контрреволюционных (восстание против власти или неподчинение ей, саботаж, намеренное создание товарного дефицита и т.п.). Производство по уголовным делам, рассматриваемым революционными трибуналами, регулировалось серией сменявших друг друга автономных законодательных актов: Инструкцией Народного комиссариата юстиции (НКЮ) о революционном трибунале от 19 декабря 1917 г., Декретом Совета народных комиссаров (СНК) о революционных трибуналах от 4 мая 1918 г., Положением о революционных трибуналах (утв. Декретом СНК) от 12 апреля 1919 г.
В целом советское уголовно-процессуальное законодательство начального периода имело краткий, фрагментарный, в значительной мере чрезвычайный и некодифицированный характер. Его сложно назвать полноценной уголовно-процессуальной системой. Однако некоторые заложенные в нем идеи оказали очень большое влияние на последующее развитие советского и впоследствии даже постсоветского российского уголовного процесса. Достаточно назвать полное упразднение института апелляции и изменение подходов к кассации, превратившейся во вторую инстанцию с отказом от принципа единства кассационной инстанции; замену суда присяжных судом с участием народных заседателей; допуск в качестве защитников не только адвокатов, но и непрофессиональных представителей (иных лиц) и др.
В то же время стремление советской власти резко разорвать с дореволюционным уголовным процессом имело ограниченные пределы, полностью достижимые разве что в формальной плоскости. Каковы бы ни были политические устремления руководителей советского государства, наиболее квалифицированные юристы, принимавшие техническое участие в создании нового уголовного процесса и редактировании революционного уголовно-процессуального законодательства, учились в университетах Российской империи и были воспитаны на Уставе уголовного судопроизводства, что не могло не сказаться даже в этот период, хотя еще в большей мере проявилось при подготовке советских уголовно-процессуальных кодификаций и развитии науки. Устав уголовного судопроизводства, будучи отменен юридически, не мог быть полностью «упразднен» в доктринальной плоскости, продолжая оказывать влияние на советское законодательство, особенно в первые годы. В самом общем виде можно сказать, что переход от дореволюционного к советскому уголовному процессу характеризовался формальным разрывом и умеренной доктринальной преемственностью.
2. УПК РСФСР 1922 , 1923 и 1960 гг. Первый российский УПК советского периода был принят в ходе обширной кодификации права, развернувшейся с началом новой экономической политики (НЭП), 22 мая 1922 г. и вступил в силу с 1 июля 1922 г. Обратим внимание на модернизацию наименования уголовно-процессуальной кодификации, когда соответствующий законодательный акт впервые был назван в европейском духе Уголовно-процессуальным кодексом. С этого момента данное наименование не подвергается сомнению, как и производная от него аббревиатура — УПК.
Однако УПК РСФСР 1922 г. была уготована недолгая жизнь. Уже через несколько месяцев на 4-й сессии ВЦИК принимается Постановление от 11 ноября 1922 г. о введении в действие нового Положения о судоустройстве РСФСР. В п. 2 данного Постановления содержится поручение Президиуму ВЦИК и Народному комиссариату юстиции переработать УПК с целью приведения его в соответствие с новым Положением о судоустройстве, которое вводится в действие с 1 января 1923 г.
В результате очень скоро ВЦИК принимает Постановление от 15 февраля 1923 г. об утверждении, как сказано в документе, переработанного Уголовно-процессуального кодекса РСФСР, который принято называть УПК 1923 г. Надо признать, что в формальном смысле речь шла скорее о новой редакции УПК 1922 г. Именно так характеризовали данный законодательный акт видные представители советской уголовно-процессуальной науки, разграничивавшие не два кодекса, а две редакции одного кодекса. Однако в российской уголовно-процессуальной доктрине сложилась достаточно устойчивая традиция рассматривать варианты 1922 и 1923 гг. в качестве автономных кодификаций и отделять друг от друга УПК 1922 г. и УПК 1923 г. Этой традиции мы здесь в определенной мере следуем.
С учетом причин и обстоятельств принятия УПК 1923 г. неудивительно, что по содержанию он почти не отличался от УПК 1922 г. Основные изменения были связаны с судоустройственными реформами: упразднением революционных трибуналов, включая Верховный трибунал, созданием Верховного Суда РСФСР и др., а также с отказом от расширенной коллегии народных заседателей из шести человек — теперь почти все дела рассматривались в составе судьи и двух народных заседателей, кроме очень ограниченного круга дел, рассматриваемых единолично. Но нельзя не обратить внимание еще на одно изменение. Если УПК 1922 г. почти полностью воспроизвел дореволюционную концепцию судебного предварительного следствия, не только «приписав» следователей к судебному ведомству (судебные следователи), но и предполагая судебно-инстанционный порядок обжалования их действий и решений, то УПК 1923 г. обозначил тенденцию отказа от нее. Следователи пока еще остались при судах, но их действия и решения подлежали уже обжалованию только прокурору. Окончательно следствие было переведено в прокуратуру только в конце 1920-х годов, но расхождения в этом плане между УПК 1922 г. и 1923 г. случайностью не выглядят. Ясно, что именно в этот период начала формироваться советская конструкция несудебного «прокурорского» предварительного следствия, стирающая грань между следствием и дознанием, где следователь утрачивал независимость, а центральную роль играл уже прокурор.
В целом УПК РСФСР 1923 г., действовавший несколько десятилетий, представляет собой некое связующее звено между Уставом уголовного судопроизводства и поздним советским уголовным процессом образца УПК РСФСР 1960 г. Первой стадией уголовного процесса было возбуждение производства по уголовному делу, по итогам которого орган дознания, следователь, прокурор либо отказывали при отсутствии признаков преступления в производстве дознания или предварительного следствия, что могло быть обжаловано в суд, либо приступали к дознанию или предварительному следствию, не вынося каких-либо специальных постановлений. Дознание поначалу имело факультативный характер и не приводило к появлению полноценных доказательств, будучи предназначено для расследования мелких уголовных дел или собирания материалов для следователя, однако в ходе реформ 1920-х годов все более и более превращалось в полноценную форму расследования, дублируя предварительное следствие. Следователь в случаях, когда не начинал следствие самостоятельно, а получал материалы от органов дознания, вправе был либо произвести предварительное следствие в полном объеме, либо счесть дознание полным и произвести лишь отдельные следственные действия. Однако он при любых обстоятельствах был обязан предъявить обвинение, допросить обвиняемого и составить обвинительное заключение. Расследование завершалось либо прекращением дела, либо направлением его прокурору для передачи в суд. К этому Закон от 29 октября 1929 г. добавил еще возможность официального приостановления предварительного расследования. Первой судебной стадией являлось предание суду, осуществляемое тем же судьей, которому предстояло рассматривать его по существу. Он либо утверждал обвинительное заключение и назначал судебное разбирательство (предавал обвиняемого суду), либо прекращал дело, либо возвращал его для дополнительного расследования с указанием обстоятельств, подлежащих доследованию. Судебное разбирательство, помимо ординарной формы, предусматривало возможность сокращенного судебного следствия в случае признания обвиняемым своей вины (ст. 282 УПК 1923 г.). Существовало и особое производство в виде судебного приказа, когда судебное разбирательство производилось без вызова сторон, а вместо приговора постанавливался приказ об исполнении уголовного наказания, но лишь по делам о нескольких наименее опасных преступлениях, не предусматривающих строгих санкций. Приговор до вступления в законную силу подлежал обжалованию только в порядке кассации, тем самым выполнявшей функции апелляции, отмененной еще в 1918 г. После вступления в законную силу он подлежал проверке вышестоящими судами в порядке надзора, являвшегося советским нововведением, но лишь по инициативе народного комиссара юстиции, прокурора республики и председателя Верховного Суда. При наличии определенных оснований он мог быть также возобновлен по вновь открывшимся обстоятельствам.
Впрочем, основная проблема развития советского уголовного процесса заключалась отнюдь не в УПК 1923 г., а в массовом пренебрежении им в ходе сталинских репрессий и появлении различных форм чрезвычайного уголовно-процессуального законодательства, предполагавшего даже в некоторых случаях рассмотрение дел несудебными органами. Характерными примерами являются Постановление ЦИК от 1 декабря 1934 г., принятое через несколько часов после убийства в Ленинграде видного советского руководителя С.М. Кирова, в соответствии с которым по делам о террористических организациях и актах срок предварительного следствия сокращался до 10 дней, обвинительное заключение вручалось обвиняемому за одни сутки до рассмотрения дела в суде, участие обвинителя и защитника в судебном разбирательстве, а также кассационное обжалование приговора не допускались, или Закон от 14 сентября 1937 г., запретивший кассационное обжалование приговоров и сокративший до одних суток срок вручения копии обвинительного заключения также по делам о контрреволюционных вредительствах и диверсиях.
В этот период советское уголовно-процессуальное право существовало в двух параллельных реальностях: одна из них регулировалась УПК 1923 г., применявшимся по общеуголовным преступлениям, а другая — разнообразными уголовно-процессуальными актами чрезвычайного характера, действовавшими по тем уголовным делам, где, с точки зрения власти, имела место политическая составляющая. В подобной ситуации УПК 1923 г. не выполнял и не мог выполнять роль подлинной уголовно-процессуальной кодификации. Уголовно-процессуальное право в значительной мере оказалось некодифицированным и подчинялось многочисленным особым режимам по отдельным категориям уголовных дел.
В таком контексте становится понятной основная задача второй советской кодификации уголовно-процессуального права, проводившейся после смерти И.В. Сталина и разоблачения культа его личности XX съездом Коммунистической партии (1956 г.) на волне общей десталинизации советской общественно-политической жизни. Необходимо было добиться реальной кодификации уголовно-процессуального права и устранения самой возможности действия каких-либо уголовно-процессуальных законов вне УПК с тем, чтобы по всем уголовным делам применялась единая процессуальная форма с соответствующими гарантиями прав личности. В целом эту задачу удалось успешно реализовать.
Вслед за принятием Основ уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик 1958 г. начинается разработка нового УПК РСФСР, принятого 27 октября 1960 г. и вступившего в силу с 1 января 1961 г.
УПК РСФСР 1960 г. предусматривает единую процессуальную форму и единый состав суда (судья и два народных заседателя) при рассмотрении всех уголовных дел, независимо от степени их тяжести, закрепляет в ст. 20 обязанность всестороннего, полного и объективного исследования обстоятельств дела (принцип объективной истины) и настаивает на том, что признание обвиняемым своей вины является рядовым доказательством, не приводящим ни к упрощению, ни к ускорению уголовного процесса в целом и судебного разбирательства в частности. Появляются новые полноправные участники уголовного процесса — подозреваемый (наряду с традиционным обвиняемым) и потерпевший, чьи статус и права очень четко урегулированы законом.
Кодекс окончательно институционализирует стадию возбуждения уголовного дела, требуя не просто приступать к расследованию при наличии признаков преступления, но выносить специальное постановление о возбуждении уголовного дела по итогам доследственной проверки, чтобы избежать необоснованных уголовных преследований в духе 1930-х годов. Предварительное расследование проводится в форме дознания или предварительного следствия, что, по сути, является единственным проявлением дифференциации процессуальной формы и приводит к почти полному исчезновению различий между ними. Обвиняемый получает право на участие защитника с момента окончания предварительного расследования, т.е. предоставления ему материалов дела для ознакомления. После поступления дела в суд производство открывается полноценной стадией предания суду путем проведения в некоторых случаях коллегиального (опять-таки в составе судьи и двух народных заседателей) распорядительного заседания с возможностью вернуть дело на дополнительное расследование. Судебное разбирательство проводится по единой форме с активной ролью суда, но без обязательного участия обвинителя, т.е. доказывание осуществляют не столько стороны, сколько суд. Кассация остается единственной формой обжалования приговора, не вступившего в законную силу, а после его вступления в законную силу пересмотр возможен в порядке надзора (по протестам высших должностных лиц прокурорской и судебной системы) и по вновь открывшимся обстоятельствам.
На протяжении 30 лет, вплоть до распада СССР в 1991 г., УПК РСФСР 1960 г. отличался удивительной стабильностью, пожалуй, не имеющей других аналогов в истории отечественного уголовно-процессуального права. Значимые реформы уголовного процесса в этот период можно пересчитать по пальцам. Вспомним, прежде всего, создание следственного аппарата МВД (1965 г.), что сократило подследственность прокуратуры и привело к еще большей «полицеизации» предварительного следствия, сделавшей грань между дознанием и следствием почти невидимой, а также введение тем же Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 14 декабря 1965 г. в УПК особого участника уголовного процесса — начальника следственного отдела, что вписывалось в логику реформы (перевод следственных функций из сферы юстиции в сферу полиции). Кроме того, нельзя не упомянуть появление у лица, подвергнутого незаконному уголовному преследованию, права на возмещение ущерба со стороны государства (право на реабилитацию) на основании Указа Президиума Верховного Совета РСФСР от 8 августа 1981 г. (новая ст. 58.1 УПК), реализовавшего соответствующие положения Конституции СССР 1977 г. и союзного Указа от 18 мая 1981 г., а также введение ускоренной формы предварительного расследования по делам о наименее опасных и достаточно легко раскрываемых преступлениях — так называемой протокольной формы досудебной подготовки материалов (Указ Президиума Верховного совета РСФСР от 24 января 1985 г. о внесении дополнений в УПК ).
УПК РСФСР 1960 г. утратил стабильность и начал подвергаться постоянному обновлению только в 1990-е годы, но это уже касается не советского, а постсоветского периода развития отечественного уголовного процесса.
3. Советская наука уголовного процесса и ее достижения. Если применительно к уголовно-процессуальному законодательству о преемственности между дореволюционным и советским периодами можно говорить лишь с определенной долей условности, то в части развития уголовно-процессуальной науки такая характеристика справедлива без каких-либо оговорок. Строго говоря, научная работа не прекращалась даже в неспокойные и крайне нестабильные первые годы советской власти, причем по понятным причинам на первом этапе она велась исключительно усилиями специалистов, начавших свою научную деятельность еще до 1917 г. и в равной мере принадлежащих как дореволюционной, так и советской науке уголовного процесса. Так, уже в 1919 г. бывший приват-доцент Московского университета, занимавший в тот момент должность профессора Ярославского университета и вскоре вновь занявший профессорскую кафедру уже в советском МГУ, Николай Николаевич Полянский публикует в г. Ярославле небольшую работу «Цель уголовного процесса «, впоследствии вошедшую в качестве главы в более крупную монографию «Очерки общей теории уголовного процесса» (М., 1927). Имя и труды проф. Н.Н. Полянского, безусловно, являются самым ярким символом связи дореволюционной и советской науки уголовного процесса, что проявляется не только в самом имени автора, но и в сохраненной им методологии исследований, глубоком знании иностранного уголовного процесса и т.п.
В 1920-е годы в уголовно-процессуальной науке появляется несколько новых ярких имен, прежде всего молодой харьковский ученый, ставший впоследствии профессором ВЮЗИ (МГЮА) Михаил Александрович Чельцов-Бебутов (Чельцов), опубликовавший курс «Советский уголовный процесс. Вып. 1» (Харьков, 1928), и профессор МГУ Андрей Януарьевич Вышинский, издавший свой «Курс уголовного процесса» (М., 1927). Впоследствии А.Я. Вышинский стал Прокурором СССР и министром иностранных дел СССР — едва ли не крупнейшим советским юристом сталинской эпохи, по чьей репутации был нанесен сокрушительный удар на волне десталинизации из-за его активного участия в процессах конца 1920 — 1930-х годов в качестве главного советского обвинителя. При всей неоднозначности личности А.Я. Вышинского и его роли в истории бытующее сегодня сугубо негативное отношение к теоретическому уголовно-процессуальному наследию этого автора выглядит не всегда справедливым. Так, самая известная монография А.Я. Вышинского «Теория доказательств в советском праве» (М., 1941; затем были еще два издания), которой приписывают едва ли не инквизиционные доказательственные идеи, на самом деле ничего подобного не содержит, за исключением, быть может, одной действительно весьма сомнительной мысли (особенно с учетом бытовавших в то время методов ведения следствия) об особой важности объяснений обвиняемых по делам о заговорах против советской власти, контрреволюционных организациях и т.п. В остальном испытавшая несомненное влияние упоминавшейся выше дореволюционной работы Л.Е. Владимирова данная монография представляет собой достаточно глубокий сравнительно-правовой анализ доказательственного права, опирающийся на прекрасные знания западной литературы, причем с явной симпатией к англосаксонским конструкциям. Строго говоря, это первый серьезный советский труд по доказательственному праву, проложивший путь между западной и дореволюционной наукой, с одной стороны, и советской доказательственной доктриной, с другой стороны, что весьма благотворно сказалось на послесталинском развитии последней.
В 1920-е годы в уголовно-процессуальную науку приходит и будущий член-корреспондент Академии наук СССР Михаил Соломонович Строгович (1894 — 1984), публикующий в 1925 г. первый комментарий к УПК РСФСР 1923 г. (совместно с Д.А. Карницким), а в 1931 г. — первое краткое издание своего учебника «Уголовный процесс «. В течение последующих десятилетий он готовит ряд фундаментальных монографий: «Природа советского уголовного процесса и принцип состязательности» (М., 1939), «Учение о материальной истине в уголовном процессе» (М., 1947), «Материальная истина и судебные доказательства в советском уголовном процессе» (М., 1955). Пожалуй, именно М.С. Строгович является наиболее крупной фигурой в советской науке уголовного процесса (ее своего рода символом) и занимает в ней такое же место, которое И.Я. Фойницкий занимал в науке дореволюционной.
В целом первый этап развития советской уголовно-процессуальной науки (с 1917 до примерно середины 1950-х годов) связан прежде всего с именами и трудами М.С. Строговича, Н.Н. Полянского, А.Я. Вышинского и М.А. Чельцова-Бебутова. Уголовно-процессуальная наука по-прежнему немногочисленна в количественном отношении, но в качественном плане отличается очень высоким уровнем, сохраняя подходы, выработанные дореволюционными процессуалистами. Она по-прежнему в основном строится вокруг авторских учебников и курсов, хотя и все активнее, как мы видим, прибегает к монографическим исследованиям.
В какой-то мере можно сказать, что, помимо отмеченных монографий, данный период завершается изданием двух последних советских авторских учебников, где допускается рассмотрение отечественного уголовного процесса в едином теоретическом контексте с зарубежным уголовным процессом: М.С. Строговича «Уголовный процесс» (М., 1948) и М.А. Чельцова «Уголовный процесс» (М., 1948). После этого на рубеже 1940 — 1950-х годов в стране начинается политическая борьба с космополитизмом, вынуждающая отказаться от более или менее нейтрального сравнительно-правового анализа и сосредоточиться только на догматическом (комментаторском) описании советского уголовно-процессуального законодательства, причем без малейшей возможности критически осмыслить тенденции его развития по причине идеологических ограничений. В результате учебники начинают мало отличаться друг от друга и выполняют сугубо утилитарную задачу пособий для подготовки студентов к экзаменам. Их научно-теоретическая ценность нередко сводится к нулю. Особенностью данного периода становится также переход от индивидуального написания учебников к их подготовке коллективом авторов.
В то же время на этом фоне меняется понятие курса — по окончательно сложившейся в данный период традиции, хорошо известной и за рубежом, происходит более четкая дифференциация понятий «курс» и «учебник». Курсом именуется уже не университетский курс лекций, а особый научный курс , содержащий изложение всех проблем и институтов уголовного процесса на максимально возможно высоком теоретическом уровне. За весь советский послевоенный период удается подготовить всего три таких курса, два из которых остались незавершенными. Так, «Курс уголовно-процессуального права» М.А. Чельцова-Бебутова ограничился лишь т. 1 «Очерки по истории суда и уголовного процесса в рабовладельческих, феодальных и буржуазных государствах» (М., 1957), так и не дойдя до анализа советского уголовного процесса. Только из одного первого тома состоит и изданный на излете советской эпохи «Курс советского уголовного процесса. Общая часть» (коллектив авторов под редакцией А.Д. Бойкова и И.И. Карпеца. М., 1989). Единственным полным и завершенным становится «Курс советского уголовного процесса» М.С. Строговича, вышедший в одном томе в 1958 г. и переизданный в дополненном виде в двух томах десятилетие спустя. При этом вместе со снижением научного уровня учебников и крайне редким изданием курсов стремительно развиваются другие виды научного творчества: диссертации, монографии и статьи.
В целом второй этап развития советской уголовно-процессуальной науки (примерно с середины 1950-х годов до 1991 г.) характеризуется переносом центра тяжести научного творчества с университетских курсов (учебников) на диссертационные и монографические исследования по отдельным проблемам и институтам уголовного процесса, а также возникновением очевидной иерархии между однотипными учебниками и редко издаваемыми научно-теоретическими курсами. При этом одновременно устанавливается стройная система подготовки ученых степеней кандидатов и докторов юридических наук, институционализирующая изменение вектора развития уголовно-процессуальной науки и позволяющая резко увеличить в количественном отношении корпус ученых-процессуалистов, занимающихся научной и преподавательской деятельностью. Не стоит также забывать об отмеченной стабильности уголовно-процессуального законодательства, наступившей после принятия УПК РСФСР 1960 г., что также способствовало проведению фундаментальных монографических научных исследований, не сопровождавшихся тем ажиотажем, который обычно характерен для периода бурных реформ.
Организационно советская уголовно-процессуальная наука приобрела на данном этапе более коллективный характер, нежели раньше, и строилась вокруг научных центров четырех типов: 1) кафедр уголовного процесса классических университетов, как с дореволюционной историей (Московский, Ленинградский, Киевский, Томский, Казанский, Ярославский и др.), так и созданных уже в советское время (Воронежский, Белорусский в Минске, Калининградский, Дальневосточный, Ростовский и др.); 2) четырех специализированных юридических институтов (ВЮЗИ, ныне МГЮУ им. О.Е. Кутафина, с центром в Москве и многочисленными иногородними филиалами, Саратовский, Свердловский и Харьковский); 3) ведомственных высших учебных заведений (Академия МВД СССР, Высшая школа КГБ СССР, Высшая следственная школа МВД СССР в г. Волгограде и др.); 4) академических и ведомственных научно-исследовательских институтов (Институт государства и права АН СССР, Всесоюзный институт юридических наук (преобразованный в начале 1960-х годов в НИИ советского законодательства при Минюсте СССР), НИИ МВД СССР, Институт проблем укрепления законности и правопорядка при Генеральной прокуратуре СССР и др.). Особенно следует выделить сектор проблем правосудия Института государства и права АН СССР, который стал, пожалуй, крупнейшей советской научной уголовно-процессуальной школой, где под руководством М.С. Строговича работала выдающаяся плеяда советских процессуалистов (В.М. Савицкий, А.М. Ларин, И.Л. Петрухин и др.), чьи труды в значительной мере сформировали современную российскую доктрину уголовного процесса и оказали влияние на многие уголовно-процессуальные реформы, в том числе в постсоветский период.
Так, общие положения исследуются в монографиях, посвященных сущности уголовного процесса (П.С. Элькинд), его принципам как в целом (Т.Н. Добровольская), так и отдельным из них, например презумпции невиновности (М.С. Строгович и А.М. Ларин), структуре уголовно-процессуального права (А.М. Ларин), взаимосвязи уголовного процесса с уголовным правом (В.Г. Даев), уголовно-процессуальной форме (М.Л. Якуб), уголовно-процессуальным решениям (П.А. Лупинская и Ю.М. Грошевой), гарантиям прав личности (Э.Ф. Куцова), уголовно-процессуальным функциям (Я.О. Мотовиловкер), участникам уголовного судопроизводства (Р.Д. Рахунов и Л.Д. Кокорев), мерам уголовно-процессуального принуждения (И.Л. Петрухин и В.М. Корнуков), уголовно-процессуальным правоотношениям (В.П. Божьев), прокурорскому надзору в уголовном судопроизводстве (В.М. Савицкий). Особое внимание советская уголовно-процессуальная наука уделяла разработке проблем доказательственного права, где наряду с индивидуальными монографиями (С.А. Шейфер, Л.Т. Ульянова, А.И. Трусов, Я.О. Мотовиловкер и др.) выделяется фундаментальная коллективная монография «Теория доказательств в советском уголовном процессе» (1-е издание в двух томах в 1966 — 1967 гг.; 2-е дополненное издание в одном очень объемном томе в 1973 г.), ответственным редактором которой выступил Н.В. Жогин.
Не осталась без монографического научного анализа и ни одна из стадий советского уголовного процесса, а также существовавшие в то время особые производства. Здесь следует выделить монографии, посвященные стадиям возбуждения уголовного дела (Р.Д. Рахунов и А.Р. Михайленко, Н.В. Жогин, Ф.Н. Фаткуллин), предварительного расследования (Л.М. Карнеева, А.М. Ларин, Н.В. Жогин, Ф.Н. Фаткуллин, В.А. Стремовский, Н.А. Якубович и др.), предания суду (И.Д. Перлов, И.М. Гальперин, В.З. Лукашевич), судебному разбирательству (цикл монографий И.Д. Перлова), кассационному, надзорному производствам и пересмотру уголовных дел по вновь открывшимся обстоятельствам (М.М. Гродзинский, Э.Ф. Куцова, А.Л. Ривлин, О.П. Темушкин, И.Д. Перлов), исполнению приговора (М.К. Свиридов), производству по делам несовершеннолетних (Г.М. Миньковский, В.В. Шимановский), производству по применению принудительных мер медицинского характера (Б.А. Протченко).
Еще одной особенностью советской уголовно-процессуальной науки на втором этапе развития стал ее относительно замкнутый характер, выражавшийся в невозможности рассматривать соответствующие проблемы в едином сравнительно-правовом контексте, что объяснялось сугубо идеологическими причинами (дескать, нельзя сравнивать советское право с капиталистическим) и приводило к некоторому теоретическому застою. В то же время это не означало отсутствие серьезных научных исследований уголовного процесса основных зарубежных стран. Такие исследования проводились постоянно, хотя в исключительно автономном режиме и с вынужденной непременной «дежурной» критикой «буржуазной» сущности западного уголовного процесса. Сложилась даже отдельная советская научная школа специалистов по зарубежному уголовному процессу, чьи достижения очевидны и не утратили своего значения даже сегодня. Отметим серьезные монографические исследования 1960 — 1980-х годов, посвященные уголовному процессу США и Англии (К.Ф. Гуценко, И.Б. Михайловская, В.М. Николайчик), Франции (С.В. Боботов и А.И. Лубенский), ФРГ (Б.А. Филимонов), Австрии (В.Н. Бутов).
В целом советской уголовно-процессуальной науке удалось решить стоявшие перед ней задачи: на первом этапе создать общий прочный доктринальный каркас новой модели уголовного процесса, что позволило, в частности, успешно провести кодификацию 1960 г., а на втором этапе — провести углубленные монографические исследования фактически всех ключевых институтов уголовного процесса, обеспечив их солидной теоретической базой.
§ 3. Современный этап развития уголовного процесса
1. Реформы 1990-х годов и полемика вокруг нового УПК РФ. В отличие от 1917 г. переход в 1991 г. от советского к постсоветскому уголовному процессу происходил без формального разрыва. УПК РСФСР 1960 г. не был отменен и продолжал действовать, многие реформы обсуждались еще во второй половине 1980-х годов и намечались к проведению в СССР, т.е. состоялись бы независимо от его распада. Более того, сохраняли силу не только принятые в советское время законодательные акты, но и, допустим, разъяснения Верховного Суда СССР в части, не противоречащей новым разъяснениям. Таким образом, замена советского уголовного процесса новой, более современной моделью была связана не столько с собственно распадом СССР, сколько с планомерными и давно намеченными работами по совершенствованию несколько устаревшего законодательства. Другое дело, что распад СССР заметно ускорил процесс реформ. Кроме того, в ходе известной политической борьбы между союзными (на уровне СССР) и российскими (на уровне РСФСР) властными структурами уголовно-процессуальная и в более широком смысле судебная реформы рассматривались в качестве одного из важнейших политических инструментов. Так, в Постановлении Верховного Совета РСФСР об утверждении Концепции судебной реформы в РСФСР, принятом 24 октября 1991 г., т.е. еще за несколько месяцев до упразднения СССР, в качестве одной из главных задач судебной реформы называлось «обеспечение суверенного права РСФСР осуществлять правосудие и уголовное преследование на своей территории в соответствии с собственным материальным и процессуальным правом», иначе говоря, без оглядки на СССР. Несколько месяцев спустя (1992 г.) данный документ был опубликован уже в качестве Концепции судебной реформы в Российской Федерации.
После распада СССР начался период бурных реформ российского уголовного процесса, которые развивались по трем направлениям.
Во-первых, еще до принятия Конституции РФ 1993 г. был принят ряд важнейших законов по внесению изменений в УПК 1960 г. Так, Закон от 23 мая 1992 г. допустил защитника к подозреваемому с момента задержания и к обвиняемому с момента предъявления обвинения, а также предусмотрел право лица, заключенного под стражу в качестве меры пресечения (по-прежнему с санкции прокурора), обжаловать в суд законность и обоснованность данного решения, создав основы судебного контроля в стадии предварительного расследования. Закон от 29 мая 1992 г. заметно упростил стадию предания суду, отказавшись от коллегиальных распорядительных заседаний и от самого термина «предание суду». Закон от 16 июля 1993 г. возродил в России суд присяжных, пусть пока только в нескольких субъектах Российской Федерации (в качестве эксперимента). После принятия Конституции 1993 г. и обновления законодательства (Федеральный конституционный закон «О судебной системе Российской Федерации», новый УК РФ и др.) реформирование УПК 1960 г. продолжилось. Например, в связи с появлением в УК РФ новых оснований освобождения от уголовной ответственности в УПК появились новые основания прекращения уголовного дела: в связи с деятельным раскаянием и примирением обвиняемого с потерпевшим. В целом за 1990-е годы в УПК 1960 г. было внесено в общей сложности едва ли не больше изменений, чем за предшествующие 30 лет. В каком-то смысле можно говорить, что к концу десятилетия в России действовал не советский, а постсоветский вариант данного Кодекса .
Во-вторых, многие изменения действующего уголовно-процессуального права происходили не путем законодательных преобразований, а на основании решений Конституционного Суда РФ, на протяжении 1990-х годов подвергшего УПК 1960 г. детальной ревизии на предмет соответствия Конституции РФ, принятой в 1993 г. Только за пять лет, с 1995 по 2000 г., Конституционный Суд РФ вынес в отношении УПК около 20 постановлений и примерно столько же определений, в большинстве случаев признавая его нормы неконституционными. Так, например, в соответствии с Постановлениями КС РФ от 13 ноября 1995 г. , от 29 апреля 1998 г. и от 23 марта 1999 г. заинтересованные участники процесса получили право обжаловать в суд не только решение о заключении под стражу, но и вынесенные в ходе досудебного производства постановления о прекращении и отказе в возбуждении уголовного дела, о приостановлении предварительного расследования, продлении срока предварительного расследования, наложении ареста на имущество и обыске. Постановлением от 20 апреля 1999 г. Конституционный Суд РФ запретил судам возвращать по собственной инициативе уголовные дела на дополнительное расследование на основании неполноты дознания и предварительного следствия или в связи с необходимостью предъявления более тяжкого обвинения (либо существенно отличающегося от первоначального). Перечень важнейших решений Конституционного Суда РФ, принятых в этот период, можно продолжить. С учетом того что они обязательны не только для правоприменителя, но и для законодателя, именно орган конституционной юстиции сыграл ключевую роль в изменении многих традиционных для российского уголовного процесса подходов, в значительной мере подготовив своими постановлениями новый УПК РФ 2001 г. В научной литературе произведенные решениями Конституционного Суда РФ преобразования отечественного уголовного процесса были даже названы «тихой революцией».
В-третьих, начались активные работы по подготовке новой российской уголовно-процессуальной кодификации. Велись они на фоне ожесточенной полемики между сторонниками двух вариантов развития отечественного уголовного процесса: 1) почти полного слома традиционной российской модели, исторически основанной на континентальных подходах и со времен Устава уголовного судопроизводства развивавшейся в русле смешанного уголовного процесса, с заменой ее на полностью состязательное уголовное судопроизводство в духе англо-американских образцов; 2) модернизации советского уголовного процесса путем приведения его в соответствие с современными требованиями, но с сохранением всей континентальной «смешанной» инфраструктуры, унаследованной от дореволюционного периода развития.
С учетом отмеченного расхождения в подходах неудивительно, что в начале 1992 г. были созданы не одна, а две «параллельные» рабочие группы по разработке нового УПК: первая действовала при Государственно-правовом управлении Администрации Президента РФ, вторая — при Министерстве юстиции РФ. Результатом их деятельности стали два альтернативных проекта УПК, опубликованные осенью 1994 г. Проект УПК (только общей части) ГПУ Президента РФ выражал более радикальные идеи перехода к почти «чистой» состязательности, проект УПК Минюста России (полный) являлся много более умеренным и в значительной степени отражал воззрения сторонников сохранения континентального статус-кво. В целом на данном этапе в борьбе проектов верх одержал проект УПК Минюста, который и был в 1995 г. принят к рассмотрению Государственной Думой, после чего работу над ним продолжила уже единая рабочая группа при Комитете по законодательству Государственной Думы РФ. Рабочая группа при ГПУ Администрации Президента РФ к тому моменту прекратила существование.
Подготовленный проект УПК, выдержанный в духе преемственности и умеренной модернизации УПК 1960 г., был принят Государственной Думой в первом чтении 6 июня 1997 г. К 1 июля 1999 г. «его подготовка к рассмотрению во втором чтении была завершена, и только принципиальные разногласия между ведомствами по вопросу подследственности уголовных дел помешали его принятию». Достаточно спокойно проходил в этот период и диалог с Советом Европы, не высказавшим к проекту серьезных претензий при вступлении России в 1996 г. в эту международную организацию и ратификации нашей страной в 1998 г. Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод.
Но все пошло по иному пути после выборов в конце 1999 г. в третью Государственную Думу и изменения политической расстановки сил. Сразу после выборов Комитет по законодательству Государственной Думы поручил подготовку УПК ко второму чтению депутату Е.Б. Мизулиной, которая стала главой прежней рабочей группы, чьи полномочия поначалу были подтверждены. Однако в связи с тем, что в рабочей группе имелись принципиальные идеологические расхождения по вопросу развития российского уголовного процесса, 20 ноября 2000 г. по инициативе Е.Б. Мизулиной была создана «малая рабочая группа», куда вошли только сторонники перехода к полностью состязательному уголовному процессу. При этом деятельность большой рабочей группы фактически прекратилась. Одновременно Указом Президента РФ от 28 ноября 2000 г. в рамках президентской администрации была создана рабочая группа по вопросам совершенствования законодательства о судебной системе во главе с Д.Н. Козаком. Обе рабочие группы (парламентская и президентская) работали в тесной координации, пользуясь поддержкой на высшем политическом уровне и не имея между собой никаких принципиальных разногласий.
Нельзя также не обратить внимание, что резкое изменение вектора подготовки УПК совпало с не менее резким ростом интереса к проекту со стороны американских дипломатических и экспертных кругов, работавших в непосредственном контакте с малой группой Е.Б. Мизулиной и оказывавших ей поддержку по двум направлениям: 1) логистическая помощь в сопровождении прохождения законопроекта по линии отдела по укреплению права посольства США (US Embassy Law Enforcement Section); 2) экспертная помощь в подготовке законопроекта по линии финансировавшегося Правительством США проекта «Центрально- и Восточноевропейская правовая инициатива Американской ассоциации юристов» (American Bar Association’s Central Eastern European Legal Initiative — ABA/CEELI) . Что касается логистического сопровождения, то, к примеру, именно по итогам проведенного при поддержке Американской ассоциации юристов круглого стола в сентябре 2000 г. был «выработан ряд рекомендаций, адресованных Комитету по законодательству, значительно облегчивших впоследствии организацию работы над новым УПК «, в частности рекомендация по созданию малой рабочей группы единомышленников, что привело к фактическому прекращению деятельности большой рабочей группы, отражавшей разные точки зрения. Если говорить об экспертной помощи, то два финансируемых бюджетом США американских специалиста по сравнительному уголовному процессу «стали ex officio членами рабочей группы» Е.Б. Мизулиной, непосредственно приняв участие в написании нескольких новых разделов проекта УПК. Например, как отмечается в литературе, гл. 40 УПК РФ не вошла бы в Кодекс без их активной деятельности. При этом, конечно, были учтены далеко не все из выдвигавшихся американскими экспертами предложений, в силу чего «советники из США не увидели в окончательной версии закона (УПК РФ. — Л.Г. ) все те реформы, которые они хотели бы видеть».
Таким образом, новый и, как выяснилось, окончательный вариант проекта УПК являлся проводником уже совершенно иной уголовно-процессуальной идеологии, ориентированной не столько на континентальные, сколько на англосаксонские ценности. Он отражал очевидные попытки впервые в истории создать в России полностью состязательный уголовный процесс, что, в частности, выразилось в отказе от принципа материальной истины, провозглашении состязательным не только судебного разбирательства, но и предварительного расследования, причислении дознавателя, следователя, прокурора к участникам уголовного судопроизводства со стороны обвинения и многих других положениях.
С учетом всех отмеченных факторов после создания рабочих групп Е.Б. Мизулиной и Д.Н. Козака дальнейшее продвижение кардинально измененного проекта УПК проходило в кратчайшие сроки. Уже 22 ноября 2001 г. он был принят Государственной Думой в третьем чтении, 5 декабря 2001 г. одобрен Советом Федерации, а 18 декабря 2001 г. подписан Президентом РФ. 1 июля 2002 г. УПК РФ вступил в силу.
2. Трудности с определением модели современного российского уголовного процесса. Разновекторность влияний, отсутствие общей концепции новой уголовно-процессуальной кодификации, смена рабочих групп, множественность проектов УПК, попытки буквально в последний момент кардинально изменить идеологию нового кодекса путем нескольких «точечных» изменений в проекте, активное участие иностранных экспертов и прочие тому подобные обстоятельства привели к тому, что УПК РФ в чистом виде не вписывается ни в одну из выделяемых в уголовно-процессуальной науке моделей уголовного процесса.
Во-первых, в его основу по-прежнему положена континентальная уголовно-процессуальная инфраструктура, определяющая систему стадий уголовного процесса и его институциональные основы. Эта инфраструктура, как уже отмечалось, была заложена еще в дореволюционный период и в значительной мере оказалось сохранена в советское время. Многие институты и нормы УПК РФ могут быть поняты только через призму многовекового развития континентального уголовного процесса. В качестве примера приведем институты следственных и процессуальных действий, привлечения в качестве обвиняемого, прекращения предварительного расследования, прокурорского надзора за следователем и дознавателем, рассмотрения уголовных дел по первой инстанции профессиональным судом (судьей), судебного следствия как этапа судебного разбирательства, свободы обжалования приговора и второй инстанции рассмотрения уголовных дел, а также многие другие. Строго говоря, сама полноценная стадия предварительного расследования как таковая и присущее ей разграничение дознания и предварительного следствия мыслимы только в континентальном уголовном процессе. Их сохранение в действующем УПК РФ говорит о том, что полный переход от континентального к англосаксонскому уголовному процессу в России не состоялся и объективно не мог состояться, каковы бы ни были замыслы реформаторов и их советников. О том же говорит рассмотрение большинства уголовных дел по первой инстанции профессиональным судом, которое в англо-американском уголовном процессе просто-напросто невозможно, поскольку там уголовные дела либо решаются судом присяжных (малая часть), либо вовсе не решаются по существу, завершаясь заключением разнообразных «сделок» (большая часть).
Во-вторых, УПК РФ сохранил в неприкосновенности многие советские институты, мало совместимые не только с англосаксонским, но и с западным континентальным уголовным процессом. В этом смысле степень его новаторства является достаточно относительной и вместо искомого, по крайней мере на завершающем этапе разработки, разрыва с советским наследием для Кодекса в большей степени характерна преемственность с УПК 1960 г. Скажем, главы о доказательствах УПК РФ почти полностью основаны на советской теории доказательств со всеми ее достижениями и просчетами. То же самое можно сказать о стадии возбуждения уголовного дела, организации предварительного следствия (принадлежность следователей несудебным ведомствам), соотношении дознания и предварительного следствия, мало чем отличающихся друг от друга, отсутствии в первое десятилетие действия УПК РФ института апелляции и сохранении советских кассации и надзора, а также многих других положениях.
В-третьих, УПК РФ несет на себе очевидный отпечаток англосаксонского влияния, легко объяснимый с учетом событий, связанных с разработкой Кодекса , особенно на завершающем этапе. Так, законодатель, как говорилось выше, отказался закреплять обязанность дознавателя, следователя, прокурора и суда вести производство по делу всесторонне, полно и объективно (принцип материальной истины), постарался сконструировать полностью состязательное предварительное расследование, объявив следователя, дознавателя и прокурора участниками уголовного судопроизводства со стороны обвинения, заметно снизил активность суда, который ныне не обязан собирать доказательства в полном объеме в ходе судебного следствия, допустил рассмотрение уголовных дел в особом порядке без проведения судебного следствия в случае согласия обвиняемого с обвинением. Этот перечень обнаруживаемых в УПК РФ англосаксонских конструкций можно без труда продолжить.
Как видно, новый УПК РФ оказался очень эклектичен, будучи результатом трехстороннего влияния: советского, континентального и даже англосаксонского. Само по себе недостатком это не является. Вопрос в другом: если УПК РФ формально нельзя однозначно причислить ни к одной из существующих моделей уголовного процесса, то можно ли сказать, что в России появилась новая автономная уголовно-процессуальная модель, которую теперь можно именовать российской или постсоветской и которая призвана обеспечить развитие отечественного уголовного процесса в ближайшие десятилетия? Если это так, то критика УПК РФ за «эклектизм» оправданной не выглядит. Однако на поставленный вопрос следует дать скорее отрицательный ответ. Автономная российская уголовно-процессуальная модель могла бы состояться только в том случае, если бы по-новому собранные из разных моделей элементы не выглядели взаимоисключающими и несовместимыми между собой. Но, к сожалению, несовместимость здесь очевидна. Скажем, положения об обязанности суда собирать доказательства в целях установления всех обстоятельств, подлежащих доказыванию (ст. ст. 73 , 85 и 86 УПК РФ), предусмотренные доказательственными нормами и основанные на принципе материальной истины, противоречат изложенному в ст. 15 УПК РФ принципу чистой состязательности и структуре судебного следствия, закрепленной в гл. 37 Кодекса. Отнесение следователя к участникам уголовного судопроизводства со стороны обвинения (п. 47 ст. 5 УПК РФ) противоречит обязанности того же следователя устанавливать как обвиняющие, так и оправдывающие обвиняемого обстоятельства (ст. 73 УПК РФ) или, допустим, юридической природе выносимого следователем решения о прекращении уголовного дела, имеющего квазисудебный реабилитирующий характер (гл. 29 УПК РФ). Список такого рода примеров институционально взаимоисключающих процессуальных подходов можно продолжить, и со многими подобными противоречиями нам еще предстоит столкнуться далее.
Таким образом, действующий УПК РФ не создал нового стройного образца уголовного процесса, который мог бы занять автономное достойное место на сравнительно-правовой карте мира. Поэтому он в большей мере является символом переходного характера современного российского уголовного процесса, находящегося в поиске оптимальной для себя модели. По-видимому, данный поиск будет продолжаться еще в течение определенного времени. Свидетельством тому являются заметная нестабильность нового УПК РФ и многочисленные реформы, подчас системные, которым он подвергся почти сразу после принятия. Наиболее крупными из них стали реформа следствия (Закон от 5 июня 2007 г.), сопряженная с созданием Следственного комитета при прокуратуре РФ (СКП), ныне преобразованного в автономный Следственный комитет (СК) РФ, а также реформа судебных инстанций, направленная на появление апелляционной формы пересмотра приговоров по всем уголовным делам и трансформацию традиционных с советских времен кассации и надзора (Федеральный закон от 29 декабря 2010 г. N 433-ФЗ, вступивший в силу с 1 января 2013 г.). Не удовлетворила полностью новая уголовно-процессуальная кодификация и Конституционный Суд РФ, вынесший после вступления УПК РФ в силу немало решений о признании неконституционными тех или иных положений Кодекса .
В завершение нельзя не отметить, что в мире нет удачных примеров искусственной смены модели уголовного процесса, допустим, с континентальной (смешанной) на англосаксонскую (обвинительно-состязательную) или наоборот, что показал опыт Италии, Грузии, Украины, других стран и, видимо, России. Как правило, исторически присущая форма уголовного судопроизводства оказывается институционально сильнее и долговечнее, чем кажется многим реформаторам. При любых попытках навязать той или иной стране противоположную модель происходит скорее неудачная деформация старой модели, нежели ее замена на новую. Поэтому российский уголовный процесс, особенно если не ограничивать его только текстом УПК РФ, а принимать во внимание все составляющие уголовно-процессуальной системы (судебную и правоприменительную практику, доктрину, позиции КС РФ и т.д.), в целом продолжает развиваться в русле смешанной формы уголовного судопроизводства континентального типа, хотя деформации данной формы (модели), накопившиеся в силу разных причин в советский и постсоветский периоды отечественной уголовно-процессуальной истории, становятся все более ощутимыми .
3. Основные дискуссии в современной российской науке уголовного процесса. В отличие от советского периода современная российская уголовно-процессуальная наука последние 20 лет развивается в условиях законодательной нестабильности и постоянных реформ. Это определяет ее специфику. Если в советское время многолетние теоретические дискуссии, как правило, предшествовали крупным реформам уголовного процесса, обеспечивая их научной базой (скажем, введению в 1985 г. протокольной формы досудебной подготовки материалов предшествовала длительная дискуссия о возможности и необходимости дифференциации уголовно-процессуальной формы), то сегодня, напротив, научное обсуждение реформ чаще всего проводится либо уже в ходе законопроектных работ, либо даже после их проведения. К тому же не всегда понятны перспективы реформ, т.е. идет ли речь о промежуточном шаге, определяющем лишь переходное состояние, или об окончательной реформе на долгий период. Это затрудняет проведение фундаментальных научных исследований, в силу чего многие институты нового российского уголовного процесса оказываются не обеспечены серьезными монографическими исследованиями, требующими определенной стабилизации законодательства и практики его применения. Скажем, до сих пор нет крупных монографий, посвященных современному состоянию предварительного следствия, прокурорского надзора в ходе досудебного производства, системы пересмотра приговоров и т.д. В таких условиях отчасти меняются и формы научного творчества: цейтнот времени и динамизм реформ приводят к большей востребованности иногда не столько даже монографических исследований или объемных курсов, сколько материалов круглых столов и конференций, научных статей, аналитических записок, разнообразных сборников и др., не говоря уже о специализированных научных сайтах, блогах и т.п. Возможно, налицо объективная тенденция, обусловленная необходимостью адаптации уголовно-процессуальной науки к информационному обществу, однако даже если это так, реальная потребность в фундаментальных исследованиях в любом случае меньше не становится и требует поиска баланса между классическими и новейшими формами научной работы.
Обращает на себя внимание также определенная инфляция научного творчества. Дефицит качественных исследований сопровождается количественным ростом диссертаций, монографий, учебников, научных журналов и др. Возникает парадоксальная ситуация, когда по той или иной проблеме невозможно, как говорилось выше, обнаружить крупное монографическое исследование надлежащего уровня, однако общее количество изданных монографий и защищенных диссертаций исчисляется сотнями или даже тысячами, что делает невозможным не только их содержательный обзор, но и элементарный перечень. Это вынуждает с определенной осторожностью относиться ко многим опубликованным трудам, формально именуемым научными, и требует от уголовно-процессуальной науки своего рода «естественного отбора» и неформальной саморегуляции для отделения подлинных исследований от научного «спама», которого предостаточно.
С содержательной стороны основная линия ведущихся сегодня в уголовно-процессуальной науке дискуссий является продолжением споров вокруг оптимальной модели российского уголовного процесса и магистрального пути его дальнейшего развития, характеризовавших период разработки действующего УПК РФ, о чем уже говорилось, и не утихающих по сей день. В самом общем виде можно сказать, что в современной отечественной науке уголовного процесса сложилось два направления.
Представители первого из них являются сторонниками развития российского уголовного процесса в русле континентальных традиций, сложившихся в России еще в дореволюционный период и характерных для классического уголовного судопроизводства романогерманской семьи (Франция, Германия, Швейцария и т.п.). Данное направление отличается более умеренным отношением к советскому уголовно-процессуальному наследию, в частности УПК 1960 г., не столько из-за политических пристрастий, сколько в силу того, что советский уголовный процесс, невзирая на существенные деформации, сохранил континентальную инфраструктуру судопроизводства и основные присущие ей институты. Сторонники континентальных ценностей выступают за построение уголовного процесса на основе принципа материальной истины, в соответствии с которым дознаватель, следователь и прокурор в досудебных стадиях не являются сторонами, будучи обязаны вести производство по уголовному делу всесторонне полно и объективно, а суд в ходе судебного разбирательства остается активен, имея право самостоятельно собирать доказательства. Именно принцип материальной истины является своего рода символическим кодом данного научного направления или его квинтэссенцией, определяющей подходы к решению многих более локальных процессуальных проблем.
Представители второго направления вольно или невольно являются сторонниками смены парадигмы развития российского уголовного процесса с отказом от континентальных ценностей и заимствованием чисто состязательной уголовно-процессуальной идеологии, характерной для англосаксонской процессуальной семьи (Англии, США и др.). В таком контексте наиболее жесткой критике подвергается советский уголовный процесс (УПК 1960 г.), причем опять-таки не столько из политических соображений, сколько в силу его приверженности процессуальным конструкциям смешанной формы судопроизводства. Не меньшей критике подвергается и принцип материальной истины, характерный для дореволюционного, советского и западного континентального уголовного процесса. На его место ставится принцип состязательности, который должен пронизывать не только судебные, но и досудебные стадии уголовного процесса, превращая следователя (дознавателя) и прокурора в сторону обвинения, с которой состязается сторона защиты (обвиняемый и его адвокаты). Для сторонников данного направления суд должен быть пассивен, бесстрастно наблюдая за противоборством сторон и не имея права самостоятельно собирать доказательства. Здесь уже символическим кодом или квинтэссенцией становится принцип состязательности в его абсолютном понимании, в свою очередь, определяющий подходы к решению конкретных процессуальных проблем.
В еще более общем плане можно сказать, что подчас речь идет даже не столько о техническом противостоянии сторонников «истины» и сторонников «состязательности», сколько об отражении в уголовно-процессуальной науке глобальной политико-экономической дискуссии между представителями социально ориентированного (консервативного) крыла, настаивающего на определяющей роли государства в регулировании общественных отношений, и представителями индивидуалистического (либерального) крыла, убежденного в необходимости минимизации роли государства как социально-экономического регулятора.
С учетом сложившейся в советское время и сохранившейся в постсоветский период организации науки вокруг крупнейших учебных и научных учреждений нельзя не заметить, что основными центрами «состязательного направления» стали в 1990-е годы Институт государства и права (ИГиП) РАН и МГЮУ им. О.Е. Кутафина. Не случайно, что в состав «малой рабочей группы», завершавшей разработку проекта УПК РФ, включая привлекавшихся к ее работе экспертов, входили главным образом представители этих научных школ (И.Л. Петрухин, П.А. Лупинская, Л.Н. Масленникова). В свою очередь, «континентальное направление» оказалось в основном представлено несколькими кафедрами уголовного процесса классических университетов, включая МГУ им. М.В. Ломоносова и СПбГУ (Э.Ф. Куцова, К.Ф. Гуценко, В.З. Лукашевич), а также научными школами Института проблем укрепления законности и правопорядка при Генеральной прокуратуре РФ (А.Д. Бойков, А.Г. Халиуллин, А.Б. Соловьев), Академии ФСБ России (В.И. Зажицкий), Академии МВД России (В.П. Божьев, В.А. Михайлов) и др. В то же время подобное разделение научных школ можно проводить только с изрядной долей условности, учитывая индивидуальную творческую независимость любого конкретного ученого, в каком бы учебном или научном учреждении он ни работал или преподавал.
В последнее время к дискуссии об «истине» или «состязательности» подключилась группа исследователей (А.В. Смирнов, А.С. Александров), которые пытаются обновить ее через призму теории коммуникации, дискурсивного подхода и прочих атрибутов философского постмодернизма, опираясь прежде всего на переводы работ М. Фуко, Р. Барта, Ш. Перельмана и др. Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что в уголовно-процессуальном смысле постмодернистское направление лишено автономного содержания или, говоря современным языком, контента. Если отвлечься от философской постмодернистской фразеологии, то выясняется, что в уголовно-процессуальной плоскости данные авторы приходят к все тем же выводам о необходимости замены континентального процесса на англосаксонский и дальнейшей имплементации чисто состязательных ценностей в духе современной неолиберальной идеологии. Ничего нового с точки зрения сложившейся в науке еще в 1990-е годы дискуссии данное направление не дает.
На новом этапе развития начались также вызванные потребностями времени дискуссии о структуре российского уголовного процесса, системе и содержании его стадий, что не в последнюю очередь связано с новейшими реформами предварительного следствия, наполнением новым содержанием стадии возбуждения уголовного дела и появлением сокращенного дознания (Закон от 4 марта 2013 г.), распространением апелляции на все уголовные дела, изменением подходов к кассации и надзору. Ставятся и обсуждаются, в частности, вопросы о необходимости сохранения стадии возбуждения уголовного дела, унификации форм предварительного расследования, деформализации досудебного производства, имплементации в уголовный процесс оперативно-розыскной деятельности и др.
Автономное направление научных исследований, возникшее в постсоветский период, связано с появлением разнообразных альтернатив уголовному преследованию в духе «третьего пути», когда государство реагирует на не слишком опасные для общества нарушения уголовного закона не в форме традиционного уголовного преследования, а путем применения иных (альтернативных) механизмов. Особое внимание в этом плане уделяется возможности имплементации в уголовный процесс института медиации, а также в более общем плане проблемам так называемой восстановительной юстиции.
В завершение следует также отметить, что сегодня российская уголовно-процессуальная наука имеет значительно менее замкнутый характер, чем в советское время. Помимо общего изменения политического контекста, это, в частности, вызвано вступлением России в Совет Европы, необходимостью изучения разнообразных европейских и международных рекомендаций, а также судебной практики Европейского суда по правам человека (ЕСПЧ) в сфере уголовного судопроизводства. В таких условиях значительно увеличилась роль сравнительно-правовых исследований. Впрочем, иного и не может быть с учетом отмеченных дискуссий об оптимальной модели развития российского уголовного процесса, предполагающих прежде всего адекватный не только исторический, но и сравнительно-правовой выбор.
Верным показателем демократичности любого общества является состояние уголовно-процессуального права. Спокойствие и благополучие граждан зависит от многих факторов, в том числе и от строго соблюдения законности при возбуждении, рассмотрении и разрешении уголовных дел.
Современное понимание правосудия не возможно даже сравнивать с первыми попытками восстановления нарушенной справедливости, предпринимавшимися на заре нашей цивилизации. Уголовно-процессуальное право продолжает развиваться по пути гуманизации, милосердия и законности.
Развитие уголовно-процессуального права в Европе
Первой из европейских держав, кодифицировавших свое уголовное право, стала Франция. Это произошло еще в 1791 году.
В период Нового времени французское законодательство исходило из принципа формального равенства всех граждан перед законом. Только характер самого преступного деяния, а не происхождение или социальное положение виновного лица определяли меру его ответственности. Деяние, которое по закону не считалось преступным в момент его совершения, не приводило к наказанию. Это правило стало одним из основополагающих принципов новой уголовной доктрины, направленной на максимальное ограничение судейского произвола.
Наказания подразделялись на две группы: уголовные и исправительные. Уголовные наказания могли быть мучительными (смертная казнь, пожизненная каторга, депортация, тюремное заключение) и позорящими (поражение в правах, изгнание и выставление у позорного столба). Уголовное уложение Германской империи 1871 года состояло из следующих частей:
- о разграничении преступлений, проступков и полицейских нарушений;
- об ответственности германских граждан за правонарушения, совершенные за границей;
- общие вопросы уголовного права о стадиях преступления, о соучастии, смягчающих и отягчающих вину обстоятельствах;
- особенная часть, содержащая нормы, касавшиеся отдельных видов преступлений.
В Германии самыми тяжкими преступлениями считались: оскорбление императора и региональных правителей (курфюрстов), фальшивомонетничество, участие в деятельности тайных организаций, незаконно противодействовавших правоприменительной практике или работе органов управления. Среди полицейских преступлений Уголовное уложение называет: изготовление поддельных печатей, несоблюдение правил о выезде за границу, хранение оружия и т.д. Каждый немец был обязан оказывать содействие полиции.
Германское законодательство предусматривало суровые наказания: смертную казнь, тюремное заключение, помещение в крепость, арест, ограничение в правах, штраф. Наиболее сурово наказывались преступления, совершенные против государства, церкви и собственности.
Особенностью права Англии является отсутствие кодифицированного законодательства. В этой стране, начиная с $XIII$ века, было издано множество нормативных актов, но их не свели в определенную систему. При рассмотрении уголовных дел использовалось так называемое прецедентное право.
Замечание 1
Основными видами наказаний за нетяжкие преступления были штрафы, лишение свободы на срок до двух месяцев, заключение в исправительные школы. Применялись и разнообразные полицейские исправительные меры. За тяжкие преступления полагались: каторга, смертная казнь и телесные наказания.
Уголовно-процессуальное право Российской империи
В Российской империи процесс развития уголовно-процессуального права также происходил непросто. В рамках реформирования судебной системы 22 февраля 1711 года царь Петр I издал указ «О Правительствующем Сенате». Данный орган государственной власти был учрежден для выполнения функций по управлению делами государства, в том числе в судебной и законотворческой сферах, именно сюда стали направлять дела со всей России на окончательное разрешение.
Занявшая престол в 1741 году Елизавета Петровна наложила запрет на привидение в исполнение смертной казни. Это решение имело историческое значение. Правда, суды продолжали выносить такие приговоры. К концу царствования императрицы скопилось более десяти тысяч неисполненных приговоров. Всем осужденным лицам смертная казнь была заменена каторгой.
При Александре I в России были объявлены вне закона пытки подозреваемых, однако на протяжении всей первой половины XIX века такие негуманные методы дознания продолжали применяться на практике, несмотря на официальный запрет.
В 1855 году на престол вступил Александр II. 20 ноября 1864 года император утвердил Устав уголовного судопроизводства, а также Учреждение судебных установлений. С принятием данных законодательных актов уголовный процесс в России приобрел новые прогрессивные качества, не уступавшие английскому или французскому правосудию.
Среди новаций, закрепленных в Уставе, особо отмечаются следующие положения:
- никто не может быть подвергнут судебному преследованию, не будучи привлеченным к уголовной ответственности;
- каждый несет ответственность только за деяния, совершенные лично;
- судебная власть по уголовным делам распространяется на лиц всех сословий;
- расследование преступлений возлагается на судебных следователей и органы дознания;
- обвинение отделяется от суда, который формируется на началах несменяемости судей и их независимости при принятии решений;
- обличение виновных лиц перед судом является обязанностью прокурора;
- защиту подсудимых осуществляют присяжные и частные поверенные;
- судебное разбирательство происходит открыто, гласно при соблюдении непосредственности и состязательности;
- по делам о тяжких преступлениях к решению вопроса о виновности подсудимых привлекаются присяжные заседатели.
Уголовно-процессуальное право эпохи СССР
После Октябрьской революции Советское правительство приступило к созданию новых органов власти. Декретом о суде № 1 были упразднены все судебные учреждения царской России. Вводился местный суд в составе постоянного судьи и двух заседателей, устанавливалась выборность судей, коллегиальность в рассмотрении дел, кассационное обжалование вместо апелляции. К обвинению и защите допускались все граждане, пользующие гражданскими правами, а на этапе предварительного следствия разрешалась деятельность прокурора и адвоката.
Для борьбы с контрреволюцией и саботажем были учреждены рабочие и крестьянские революционные трибуналы в составе одного председателя и шести заседателей.
Декрет о судьях № 2 содержал ряд положений об уголовном процессе:
- устанавливался принцип национального языка судопроизводства;
- суду предоставлялось право рассматривать любые доказательства без формальных ограничений;
- отменялось принесение присяги свидетелями, они лишь предупреждались об ответственности за дачу ложных показаний;
- предварительное следствие по наиболее сложным делам возлагалось на следственные комиссии.
Замечание 2
В 1923 году была утверждена редакция Уголовно-процессуального кодекса РСФСР, которая действовала до 1 января 1961 года. Изменения, внесенные в УПК РСФСР в 1960 году, в большинстве своем объясняются ориентацией на стандарты ООН в области правосудия, на общепринятые в цивилизованных странах правила процедуры расследования и рассмотрения уголовных дел.
Поэтому в связи с изменением общественных отношений в начале 90-х годов $XX$ века в России возникла необходимость разработки проекта нового уголовно-процессуального кодекса.
Верным показателем демократичности любого общества является состояние уголовно-процессуального права. Спокойствие и благополучие граждан зависит от многих факторов, в том числе и от строго соблюдения законности при возбуждении, рассмотрении и разрешении уголовных дел.
Современное понимание правосудия не возможно даже сравнивать с первыми попытками восстановления нарушенной справедливости, предпринимавшимися на заре нашей цивилизации. Уголовно-процессуальное право продолжает развиваться по пути гуманизации, милосердия и законности.
Развитие уголовно-процессуального права в Европе
Первой из европейских держав, кодифицировавших свое уголовное право, стала Франция. Это произошло еще в 1791 году.
В период Нового времени французское законодательство исходило из принципа формального равенства всех граждан перед законом. Только характер самого преступного деяния, а не происхождение или социальное положение виновного лица определяли меру его ответственности. Деяние, которое по закону не считалось преступным в момент его совершения, не приводило к наказанию. Это правило стало одним из основополагающих принципов новой уголовной доктрины, направленной на максимальное ограничение судейского произвола.
Наказания подразделялись на две группы: уголовные и исправительные. Уголовные наказания могли быть мучительными (смертная казнь, пожизненная каторга, депортация, тюремное заключение) и позорящими (поражение в правах, изгнание и выставление у позорного столба). Уголовное уложение Германской империи 1871 года состояло из следующих частей:
- о разграничении преступлений, проступков и полицейских нарушений;
- об ответственности германских граждан за правонарушения, совершенные за границей;
- общие вопросы уголовного права о стадиях преступления, о соучастии, смягчающих и отягчающих вину обстоятельствах;
- особенная часть, содержащая нормы, касавшиеся отдельных видов преступлений.
В Германии самыми тяжкими преступлениями считались: оскорбление императора и региональных правителей (курфюрстов), фальшивомонетничество, участие в деятельности тайных организаций, незаконно противодействовавших правоприменительной практике или работе органов управления. Среди полицейских преступлений Уголовное уложение называет: изготовление поддельных печатей, несоблюдение правил о выезде за границу, хранение оружия и т.д. Каждый немец был обязан оказывать содействие полиции.
Германское законодательство предусматривало суровые наказания: смертную казнь, тюремное заключение, помещение в крепость, арест, ограничение в правах, штраф. Наиболее сурово наказывались преступления, совершенные против государства, церкви и собственности.
Особенностью права Англии является отсутствие кодифицированного законодательства. В этой стране, начиная с $XIII$ века, было издано множество нормативных актов, но их не свели в определенную систему. При рассмотрении уголовных дел использовалось так называемое прецедентное право.
Замечание 1
Основными видами наказаний за нетяжкие преступления были штрафы, лишение свободы на срок до двух месяцев, заключение в исправительные школы. Применялись и разнообразные полицейские исправительные меры. За тяжкие преступления полагались: каторга, смертная казнь и телесные наказания.
Уголовно-процессуальное право Российской империи
В Российской империи процесс развития уголовно-процессуального права также происходил непросто. В рамках реформирования судебной системы 22 февраля 1711 года царь Петр I издал указ «О Правительствующем Сенате». Данный орган государственной власти был учрежден для выполнения функций по управлению делами государства, в том числе в судебной и законотворческой сферах, именно сюда стали направлять дела со всей России на окончательное разрешение.
Занявшая престол в 1741 году Елизавета Петровна наложила запрет на привидение в исполнение смертной казни. Это решение имело историческое значение. Правда, суды продолжали выносить такие приговоры. К концу царствования императрицы скопилось более десяти тысяч неисполненных приговоров. Всем осужденным лицам смертная казнь была заменена каторгой.
При Александре I в России были объявлены вне закона пытки подозреваемых, однако на протяжении всей первой половины XIX века такие негуманные методы дознания продолжали применяться на практике, несмотря на официальный запрет.
В 1855 году на престол вступил Александр II. 20 ноября 1864 года император утвердил Устав уголовного судопроизводства, а также Учреждение судебных установлений. С принятием данных законодательных актов уголовный процесс в России приобрел новые прогрессивные качества, не уступавшие английскому или французскому правосудию.
Среди новаций, закрепленных в Уставе, особо отмечаются следующие положения:
- никто не может быть подвергнут судебному преследованию, не будучи привлеченным к уголовной ответственности;
- каждый несет ответственность только за деяния, совершенные лично;
- судебная власть по уголовным делам распространяется на лиц всех сословий;
- расследование преступлений возлагается на судебных следователей и органы дознания;
- обвинение отделяется от суда, который формируется на началах несменяемости судей и их независимости при принятии решений;
- обличение виновных лиц перед судом является обязанностью прокурора;
- защиту подсудимых осуществляют присяжные и частные поверенные;
- судебное разбирательство происходит открыто, гласно при соблюдении непосредственности и состязательности;
- по делам о тяжких преступлениях к решению вопроса о виновности подсудимых привлекаются присяжные заседатели.
Уголовно-процессуальное право эпохи СССР
После Октябрьской революции Советское правительство приступило к созданию новых органов власти. Декретом о суде № 1 были упразднены все судебные учреждения царской России. Вводился местный суд в составе постоянного судьи и двух заседателей, устанавливалась выборность судей, коллегиальность в рассмотрении дел, кассационное обжалование вместо апелляции. К обвинению и защите допускались все граждане, пользующие гражданскими правами, а на этапе предварительного следствия разрешалась деятельность прокурора и адвоката.
Для борьбы с контрреволюцией и саботажем были учреждены рабочие и крестьянские революционные трибуналы в составе одного председателя и шести заседателей.
Декрет о судьях № 2 содержал ряд положений об уголовном процессе:
- устанавливался принцип национального языка судопроизводства;
- суду предоставлялось право рассматривать любые доказательства без формальных ограничений;
- отменялось принесение присяги свидетелями, они лишь предупреждались об ответственности за дачу ложных показаний;
- предварительное следствие по наиболее сложным делам возлагалось на следственные комиссии.
Замечание 2
В 1923 году была утверждена редакция Уголовно-процессуального кодекса РСФСР, которая действовала до 1 января 1961 года. Изменения, внесенные в УПК РСФСР в 1960 году, в большинстве своем объясняются ориентацией на стандарты ООН в области правосудия, на общепринятые в цивилизованных странах правила процедуры расследования и рассмотрения уголовных дел.
Поэтому в связи с изменением общественных отношений в начале 90-х годов $XX$ века в России возникла необходимость разработки проекта нового уголовно-процессуального кодекса.
Как отмечал профессор И. Я. Фойницкий, уголовный процесс представляет собой результат вековых наслоений, традиций, обычаев, правовых идей, культуры.
Уголовный процесс - это результат деятельности культурных народов. Профессор И. А. Покровский в свое время писал по этому поводу следующее: "Славянские народы, как и основные народы населяющие Европу, имели единые исторические и культурные корни, они вышли из одного общего пранарода, из одной общей прародины. На места своего позднейшего поселения эти народы приходили далеко не в состоянии примитивной дикости, а с известным багажом культуры и права".
Российское уголовно-процессуальное законодательство прошло длительный путь эволюции. Подвергалось трансформации на основе собственного опыта и заимствованного опыта передовых зарубежных стран (сегодня это именуется модным словосочетанием "с учетом европейских ценностей").
Уголовно-процессуальное право носит объективный характер, его источником является воля народа.
Предшественником ныне действующего УПК и трех предыдущих УПК РСФСР (1922, 1923, 1960 гг.) является Устав уголовного судопроизводства (УУС) 1864 г.
В основу УУС 1864 г. его разработчиками был положен собственный исторический опыт (наша правовая культура, национальные идеи) и передовой опыт европейских стран, таких как Англия, Франция, Германия. В результате такой работы российское общество получило один из самых совершенных уголовно-процессуальных кодексов в Европе.
В результате судебно-правовых реформ Россия отказалась от сословных судов (за исключением крестьянских и церковных), объявлялось равенство всех граждан перед судом, вводилась стройная система судов в их инстанционной соподчиненности, судопроизводство основывалось на началах состязательности, была сформирована мировая юстиция, учреждался суд с участием присяжных заседателей. Уставом предусматривался институт судебных следователей, т.е. досудебное производство ставилось под контроль суда (до реформы досудебное производство полностью сосредоточивалось в руках полиции), вводился институт адвокатуры. Таким образом, формировалась самостоятельная судебная власть, и в России начинался этап построения правового государства.
После октябрьского переворота прежняя стройная судебная система в соответствии с Декретом СНК РСФСР от 24 ноября 1917 г. № 1 "О суде" была упразднена.
Большевистская власть в области судоустройства и судопроизводства не могла предложить обществу что-то новое. Насаждая в обществе классовую неприязнь и ненависть, идеология в тот период не имела в своей основе созидающих начал в области государственного строительства. Вследствие отсутствия четких представлений о государстве и праве в переходный период большевики, взяв власть, импровизировали в сфере государственного строительства. Это подтверждается тем фактом, что не только их противники, но и они сами уже в первые годы советской власти признавали, что у них нет продуманных концепций, теоретических воззрений в судебно-правовой сфере, что, разрушив старую судебную систему, взамен обществу ничего не предложили. Такое признание соответствует действительности. Положив в основу государственно-правового строительства классовый подход, подменяя право революционным правосознанием, они предопределили негативный результат в поиске пути развития государственности России. Тем более что этот поиск шел вне национального духа, культуры, традиций и обычаев, сложившихся в России в течение почти тысячелетней истории ее развития. Отрицая роль права в государстве, подменяя право ведомственными административными актами, на основе которых принимались юридически значимые решения, большевики закладывали "юриспруденцию террора", которая окончательно сложилась после 1917 г. и стала в последующем основой жестоких преследований широких масс населения страны.
Отсутствие серьезных теоретических посылок о принципах построения судебной системы государства переходного периода свидетельствует о том, что в марксистской теории отсутствовала концепция государственного устройства на переходном этапе от капитализма к коммунизму, судебная система формировалась методом проб и ошибок. Рене Давид, рассматривая проблемы советского права, сложившегося после 1917 г., писал, что марксистская доктрина не давала точных указаний о том, что надо делать после завоевания власти пролетариатом. Богатая работами в области философии, истории, экономики и политики марксистская доктрина была весьма бедна правовыми трудами.
По мнению большевиков, судебную основу в государстве диктатуры пролетариата должны были составить пролетарские суды, на которые возлагались обязанности удержания политической власти рабочих и крестьян. Наряду с этим большевики были преисполнены желанием учредить суды, простые и доступные населению.
Утопические идеи дать народу не систему судов, а один суд высказывались задолго до большевиков. Анализируя высказывание Бентама о желательности иметь не "систему" судов в государстве, а один суд, профессор М. В. Духовской в конце XIX в. отмечал, что как бы ни казалось желательным в интересах простоты создать один суд, тем не менее, требование это является неосуществимым, поскольку степень сложности и важности дела лежит в основе организации суда, кроме того, разбор дел не может ограничиваться только одной инстанцией, так как необходима инстанция для исправления возможных ошибок суда первой инстанции.
Очевидно, высказанное профессором М. В. Духовским мнение о невозможности в принципе создания единого народного суда вместо системы судов было подтверждено практикой новой власти по учреждению судебных органов, поскольку уже Декрет "О суде" № 1 фактически предусматривал систему судов. Из анализа содержания этого Декрета можно сделать вывод о его двойственном характере. В нем отразилась идеология двух политических направлений - большевиков, считавших необходимым разрушить в судебной сфере все, что было создано до октября 1917 г., и левых эсеров, полагавших, что основой новых судов советской России должны стать суды, сформировавшиеся в период реформ 1864 г., они же выступали за участие адвокатов на предварительном следствии и против учреждения революционных трибуналов.
Вполне естественно, что такие взгляды левых эсеров не отвечали принципиальным воззрениям большевиков на организацию власти в государстве пролетарского типа. Правительство большевиков не устраивало ни одно из решений по вопросу о судебной системе как Временного правительства, так и левых эсеров.
Желая перестроить жизнь по-новому, исходя из субъективистских представлений о государстве и праве переходного периода, новая власть считала, что национализация земли и частных предприятий, ограничения в распоряжении частной собственностью сужают гражданский оборот и, следовательно, число крупных исков. Все эти обстоятельства, по ее мнению, обусловливали возможность введения системы единого народного суда без ограничений подсудности. Однако вскоре Декретом ВЦИК от 7 марта 1918 г. № 2 "О суде" были введены окружные народные суды для рассмотрения дел, превышающих подсудность местного народного суда. Идея единого народного суда активно пропагандировалась и разрабатывалась представителями большевиков в Народном комиссариате юстиции (Наркомюст) РСФСР. К сожалению, эта идея явилась одним из очередных недостаточно продуманных нововведений. По замыслу авторов, единый народный суд должен был быть, прежде всего, органом уголовной юрисдикции. Его характерными признакам являлись: 1) единый суд для всех категорий уголовных и гражданских дел; 2) единая процедура рассмотрения уголовных и гражданских дел; 3) организационное единство; 4) осуществление самонадзора. Организационные начала и процессуальную деятельность единого народного суда регламентировало положение от 30 ноября 1918 г. "О народном суде Российской Социалистической Советской Республики". Утверждение Д. И. Курского о том, что "в Советской республике сфера гражданских споров суживается с каждым днем по мере изъятия из частного оборота средств производства и обмена, уничтожения кредитных сделок, что делает ненужной ту работу, поистине египетскую, какую требовали гражданские процессы отмененных судов", а также мнение других теоретиков революционного пролетарского права о том, что "с утверждением коллективных начал исчезнет не только гражданское право, но и право вообще как инструмент принуждения".
Все это было опровергнуто дальнейшим ходом развития общества и государства. В 1918 г. в статье "Народный суд" Д. И. Курский писал, что за первые шесть месяцев 1918 г. в местные народные суды уголовных дел поступило в два раза больше, чем гражданских, но уже за этот промежуток времени наметилась устойчивая тенденция роста числа гражданских дел. Так, в мае 1918 г. число гражданских дел по сравнению с январем того же года увеличилось в шесть раз, а уголовных - только в два раза". Это обстоятельство Д. И. Курский объяснял не объективным ходом развития общественных отношений и восстанавливающегося гражданского оборота, а растущим доверием населения к народному суду, забывая при этом, что причиной обращения граждан в суд является не доверие к суду, а возникшая потребность в защите прав. Обществу навязывались простые схемы и решения возникающих сложных гражданских правоотношений.
С окончанием гражданской войны и началом восстановления гражданского оборота в стране возникла острая проблема урегулирования мелких гражданско-правовых и иных споров. Существовавший единый народный суд не обеспечивал доступности при обращении населения за защитой своих прав. Это было обусловлено не только малочисленностью судов, но и низким уровнем квалификации избранных рабоче-крестьянских судей. Действовавший на тот период единый народный суд представлял собой децентрализованную структуру государственной власти, что крайне негативно сказывалось на правоприменительной практике. По замечанию И. В. Крыленко, "децентрализация деятельности такого суда была доведена до абсурда".
С введением новой экономической политики (нэпа) возникла острая необходимость проведения судебно-правовой реформы. Действовавшая на тот момент инструкция "О народном суде Российской Социалистической Советской Республики" состояла всего из 98 статей, которыми регламентировались не только вопросы судоустройства, но и судопроизводства по уголовным и гражданским делам, а также исполнительное производство. Естественно, такое законодательство не обеспечивало надлежащую нормативную базу для деятельности судов, а также их вспомогательных органов. В условиях нэпа была выдвинута новая концепция судоустройства: от идеи единого народного суда, "освященной"
III съездом Коммунистической партии, был совершен переход к новой концепции единой судебной системы. В основу построения новой судебной системы был положен принцип жесткой централизации. В сжатые сроки (1922-1923 г.) были приняты новые УК РСФСР 1922 г., УПК РСФСР 1922,1923 гг., ГК РСФСР 1922 г., ГПК РСФСР 1923 г. и Положение о судоустройстве РСФСР (постановление ВЦИК от 11 ноября 1922 г.).
В результате изучения главы студент должен:
- знать понятие науки уголовного процесса, предмет изучения уголовного процесса, научные концепции отечественного уголовного судопроизводства, понятие и сущность инквизиционного процесса, сущность судебной реформы XIX в. в России, нормативные акты 1860 г., УПК РСФСР 1922 и 1923 гг., Основы уголовного судопроизводства Союза ССР 1958 г., УПК 1960 г., Концепцию и цель судебной реформы в РСФСР 1991 г., проект УПК РФ, изменения в УПК РФ;
- уметь ориентироваться в исторических этапах становления и развития российского уголовно-процессуального права и уголовно-процессуальной науки, объяснять происхождение основных уголовно-процессуальных институтов;
- владеть приемами аргументации выбора предпочтительной научной концепции.
Ключевые термины: уголовно-процессуальная наука, судебная реформа, уголовно-процессуальный закон, инквизиционный процесс, состязательный уголовный процесс, Концепция судебной реформы.
Наука уголовно-процессуального права. Предмет ее изучения. История развития науки уголовно-процессуального права
Широко используемый в теории и на практике термин "уголовный процесс" (или "уголовное судопроизводство") многозначен, он охватывает разные аспекты. Этим термином традиционно обозначают как реальное явление (регулируемые законом процессуальные действия определенных субъектов – государственных органов и частных лиц, – направленные на разрешение задач процесса и возникающие при этом правоотношения), так и абстрактное отражение этого явления в виде научных концепций и постулатов, выражающих взгляды ученых-процессуалистов на цели, задачи, систему и методы осуществления уголовно-процессуальной деятельности. Промежуточным аспектом рассматриваемого понятия является уголовно-процессуальное право, выступающее в качестве основы как уголовно-процессуальной деятельности, так и уголовно-процессуальной науки. Не случайно учебники и учебные пособия по уголовному процессу иногда именуются "Уголовнопроцессуальное право Российской Федерации", хотя их содержание отнюдь не ограничивается изложением норм уголовнопроцессуального закона. Следует согласиться с выработанным теорией познания положением, согласно которому наука отличается от практической деятельности тем, что она не ограничивается описанием этой деятельности, а нацелена на выявление присущих ей внутренних закономерностей.
Таким образом, можно определить науку уголовного процесса как совокупность выработанных научным сообществом на основе закона и практики его применения представлений, понятий, постулатов и концепций, раскрывающих цели, назначение и принципы процессуальной деятельности, методы ее осуществления, роль субъектов в ее реализации, их функции и гарантии прав, а также систему и структурную организацию этой деятельности, условия, обеспечивающие ее эффективность.
Из сказанного видно, что наука уголовного процесса не может носить умозрительный характер и должна отражать объективную основу – предмет ее изучения, которым охвачены:
1. Нормы уголовно-процессуального законодательства.
Изучая нормы закона по отдельности (анализ) и в совокупности (синтез), ученые выявляют такие важнейшие стороны и свойства процессуальной деятельности, как ее предмет, цель и методы осуществления, соответствие целей и методов, круг ведущих эту деятельность субъектов и уровень обеспечения их прав и законных интересов, способы преодоления возможных противодействий. Важнейшим объектом изучения процессуальной науки является доказательственное право, а соответственно, частью науки – теория доказательств, разрабатывающая теоретические постулаты постижения истины. Анализ законодательства помогает ученым выявить пробельность и противоречивость правового регулирования и сформулировать возможные направления совершенствования закона.
- 2. Практика применения уголовно-процессуальных норм, возникающие при этом правоотношения и проблемы. Будучи тесно связанным с исследованием правовой основы процессуальной деятельности, этот аспект ориентирует ученых на определение практической эффективности деятельности органов расследования, прокурора и суда, неофициальных участников процесса, т.е. степени соответствия полученных результатов их деятельности поставленной перед ними цели. Такой подход позволяет выявить причины, повышающие эффективность или ослабляющие ее, и соответственно наметить меры, усиливающие положительные и нейтрализующие отрицательные факторы. Наблюдаемая иногда умозрительность процессуальной науки, т.е. ее отрыв от практики применения и возникающих при этом правоотношений, является существенным ее недостатком.
- 3. История развития отечественного уголовного процесса и факторы, повлекшие его изменения. Исторический анализ процесса развития отечественного судопроизводства обогащает процессуальную науку выявлением обстоятельств, послуживших причиной изменений законодательства, возникновения новых вариантов правового регулирования, что позволяет оценить достоинства и недостатки каждого варианта, их преемственность, а также определить целесообразность заимствования исторического опыта.
- 4. Уголовно-процессуальное законодательство и доктрина уголовного процесса современных зарубежных государств. Последний аспект приобретает исключительную актуальность, ибо международно-правовая интеграция, в которую во все большей мере вовлекается Россия, побуждает к сравнительно-правовому (компаративному) исследованию возможности конвергенции таких элементов правового регулирования, которые могут повысить эффективность отечественного судопроизводства.
Сказанное позволяет определить и методы исследования, применяемые юридической наукой. Философская наука обосновала следующий принцип: методы научного исследования обусловлены его предметом, требующим для своего анализа определенных познавательных приемов. Среди этих методов, как видно из вышеизложенного, есть методы теоретического уровня: анализ, синтез, аналогия, моделирование, системно-структурный подход, исторический анализ, сравнительное правоведение. Однако для анализа правоприменительной деятельности применимы также методы практического (фактофиксирующего) и социологического уровней: наблюдение, измерение, сравнение, опрос, статистический анализ.
История бережно хранит имена ученых, внесших крупный вклад в развитие отечественной науки уголовного процесса. В дореволюционной России наиболее известными были Я. И. Баршев, В. Д. Спасович, И. Я. Фойницкий, В. К. Случевский, Н. Н. Розин и многие другие "отцы и дети судебной реформы". В советский период развития науки прославились своими фундаментальными трудами М. А. Чельцов,
H. Н. Полянский, М. С. Строгович и их последователи. Немало ученых развивают науку уголовного процесса на современном этапе. Отказ от догматизма, пришедший вместе с гласностью, породил различные школы и подходы к важнейшим проблемам науки, залогом дальнейшего развития которой являются научные споры и дискуссии.
Загрузка...
