Положение о монастырях и монашествующих. Viii. внутренний уклад монастыря. Долгая дорога в пустынь

Беседы с монахом Диодором (Ларионовым)

Монах Диодор (Ларионов), насельник Богородице-Сергиевой пустыни, которая располагается недалеко от Йошкар-Олы.

Отец Диодор в настоящее время хорошо известен как богослов, патролог, переводчик, специалист по средневековой византийской философии и каноническому праву. Его книги, статьи, выступления обсуждаются не только в церковных, но и в светских кругах. Некоторые церковные и светские ученые его считают одним из самых перспективных молодых богословов Русской Православной Церкви.

Часть 3

Богородице-Сергиев монастырь

Сегодня мы вновь встречаемся на волнах нашего радио с монахом Диодором (Ларионовым), насельником Богородице-Сергиевой пустыни. В прошлых передачах отец Диодор рассказал о своей встрече с Церковью, о выборе монашеского пути. Мы успели поговорить о добродетелях и страстях человека в современном мире, о промысле Божием и настоящей свободе. Наша сегодняшняя передача познакомит слушателей с историей и жизнью монастырского храма.

Мужской монастырь — Богородице-Сергиева пустынь расположен на берегу быстрой неширокой реки, от мирской суеты он отделен густым лесом. И тем большее впечатление остается от встречи с удивительно красивой монастырской церковью, небольшими ухоженными жилыми и хозяйственными помещениями, садом на территории монастыря. Богослужения совершаются в церкви Явления Божией Матери преподобному Сергию Радонежскому, построенной в традициях русского деревянного зодчества. Но на территории монастыря есть и домовый храм в честь Усекновения главы Иоанна Предтечи. Правда, пока он еще не готов к совершению служений.

Здесь разбиты цветники, высажены деревья редких хвойных пород. Все постройки - домики, храмы, изгороди обители - деревянные. Везде порядок, во всем гармония. При этом сейчас в монастыре подвизается всего лишь два монаха – о. Диодор и о. Константин.

Основной богослужебный храм стоит как раз в удивительно живописном месте, на довольно высоком берегу небольшой, но быстрой реки.

Что это за уголок? Как здесь появился этот монастырь, выросший в наше время? И что здесь было раньше, до монастыря? Кстати, как называется эта река, обращаемся мы к о. Диодору?

Река – Рутка. Потому что она такого цвета, коричневого. Она впадает в Волгу, здесь тридцать километров до Волги.

А течение такое быстрое…

Ну, течение быстрое, хотя оно немножко замедлилось по сравнению с тем, что раньше здесь было. А вторая речка, там, за бугром, называется Студенка.

Здесь же вокруг леса. По рассказам, здесь со старых времен занимались добычей леса. До революции здесь жил лесопромышленник Шишкин, леса им принадлежали. Я думаю, что, скорее всего, и художник Шишкин из этих же Шишкиных… Они были купцами, вся семья. Все родственники, братья и сестры занимались купеческим ремеслом. У них усадьба была, дом в Елабуге. Вы там не бывали? Такой красивый городок! Замечательный. Цветаева там почему-то страдала, видимо, ей нужна была среда московская, там, где можно было общаться. Хотя, может быть, там в то время тяжело было. Но на самом деле городок Елабуга такой красивый, на Каме, в Татарстане. И все картины Шишкина, похоже, оттуда: все леса его, все мишки на дереве. Все оттуда.

И вот, эти наши места принадлежали лесопромышленнику Шишкину. До революции здесь занимались лесозаготовками. Недалеко построили кирпичный завод на озере. Тут есть Щучье озеро. Там сейчас стоят только остатки этого здания. Здесь была проложена железная дорога от Рутки до Волги. И именно здесь добывали лес и сплавляли по реке в Волгу. После революции, когда все это хозяйство разорили, Шишкиных выгнали. Советская власть тоже занялась лесозаготовками. Здесь основали лесоучасток Студенка, как раз на этом месте. И здесь построили поселок.

Поселок был большой?

Да, довольно большой. Здесь школа была, магазин.

И, наверное, церковь была?

Нет, церкви не было. Это же был советский поселок. Его основала советская власть где-то в 30-х годах. Какое-то время он просуществовал, потом, в 60-х годах, открыли Чебоксарскую ГЭС. Там восемь турбин, четыре из которых еще до сих пор не запущены. А четыре запустили в 1968 году, и уровень Волги поднялся, произошло изменение местного микроклимата. Во-первых, затопило все берега. По берегам Волги были прекрасные русские села, вот их и затопило. А марийские села стояли в лесах, они и остались. И среди русских деревень была деревня Корытня. В 1968 году ее затопило, осталась одна церковь, которая, видимо, стояла на пригорке. А дома стояли по берегу, от них ничего не осталось. Все уехали. Кроме того, поднялся еще уровень грунтовых вод, произошло заболачивание всех лесов. Деревья стали болеть, гнить, замедлился рост сосен, сосновый лес немного испортился. Образовалось много болот. Раньше их было мало, в основном были озера, а сейчас одни болота. Помимо всего этого, поскольку уровень Волги поднялся, движение всех маленьких речек, которые впадают в Волгу, замедлилось, из-за этого они обмелели. А раньше они были глубокими, по ним сплавляли лес, говорят. Сейчас это уже невозможно, там воды по колено. Весной еще речка полноводная, а к августу уже совсем мелко.

Итак, лес перестали сплавлять, поселок расформировали, и люди отсюда уехали. А вторая причина была в том, что, видимо, выработали нормы леса. В советское время были другие нормы лесозаготовок, чем сейчас. Сейчас ведь все подряд рубят, никаких норм нет, все деревья вырубают. Причем, ничего не сажают. Расчисткой не занимаются, новый лес не сажают, мусор не убирают, все бросают. Вырубили – бросили, вырубили – бросили… Сейчас вот так.

Потому что этим сейчас занимаются частные компании?

Ну да! А раньше были нормы, за этим строго следили, лес возобновляли, сажали новые деревья, расчищали. Там были огромные штрафы, если бросишь мусор. И вот в 1968 году все нормы были выработаны. И, скорее всего, из-за этого поселок решили расформировать, лесозаготовки прекратились, люди разъехались, срубы разобрали, все увезли. И не только этот поселок. Здесь есть несколько других деревень, которые тоже практически без людей остались.

В Студенке никого не осталось, кроме одного человека, который сказал: «А я никуда не поеду». И он так и жил до недавнего времени в километре от нас, Борис Константинович Зайцев. Одичал совсем. У него были козы, он питался козьим молоком. Он почти слепой, ему сейчас уже лет восемьдесят пять-восемьдесят шесть. На службу он мало приходил, но несколько раз все же бывал. Это все, что осталось от той деревни.

Монастырь начался здесь с того, что сюда приехал наш прежний настоятель, отец Давид. Он родом из Казани. Там он родился, потом учился в Йошкар-Оле, на лесотехническом факультете Политехнического института. Там он стал в церковь ходить, и старенький батюшка отец Евгений направил его в семинарию, в Троице-Сергиеву лавру. Он поехал в семинарию, и такое на него произвели впечатление монахи, церковь, что он сразу же, на первом курсе, вступил в монастырь. Его постригли быстро, примерно через год. Тогда молодежь сразу привечали, ее же мало было. Постригли и рукоположили во диаконы, во священники, он сразу стал иеромонахом, священником. Наместник взял его в свои покои, помогать. Он стал келейником наместника. Тогда наместником Троице-Сергиевой лавры был наместник Алексей, который сейчас, кажется, митрополит Тульский.

После этого отец Давид практически перестал учиться: он оказался в монастыре, у него сразу послушания. А у наместника работа какая? Принимать гостей, всякие дипломатические встречи устраивать, приезжали иностранцы. После того отец Давид попросился куда-нибудь на приход и уехал на Украину. Потом как-то приехал в Казань, а там как раз открыли Иоанно-Предтеченский монастырь, в центре Казани. Отец Давид просто в отпуск приехал, а владыка Анастасий подписал письмо патриарху, чтобы его назначили наместником.

Я тогда уже ходил в церковь, помню, как отец Давид все время говорил: «Надо в лес уходить, надо в лес! Монашество должно быть не в центре города, а в лесу». Мы, дети, которые ходили на беседы с ним, его слушали. И он нам все время говорил, что надо идти в монастырь, объяснял, что монастырь должен быть в лесу, как у преподобного Сергия. Должен быть такой скит, и это правильно. А потом, в какой-то момент, отец Давид пропал. Спрашиваем, где он? Говорят, его нет, он уехал куда-то, вообще ушел за штат, на покой.

Через некоторое время он мне как-то позвонил, я узнал, что он в Марийской республике. Я подумал: и где это Марийская? Мне казалось, что это где-то в Сибири, далеко, на краю света, стал искать на карте, смотрю – она рядом, недалеко. И вот отец Давид там обосновался. Первое место для монастыря он выбрал недалеко отсюда, вниз по Рутке. Местечко называлось Потапкино. Там они и начали строить скит. Все, как и хотел отец Давид: маленькую келью с маленькой церковью при ней, потом маленькую баньку, маленький сарайчик, хлев. Я туда приезжал летом, помогал работать. Тогда там действительно были очень тяжелые условия: тяжелый труд, все очень скудно… Отец Давид там жил не один. У него были две послушницы, которые сюда за ним приехали с Украины, помогать.

Но вскоре на праздники люди уже в тот храм не помещались, поэтому решили искать для монастыря новое место, стали ездить по окрестностям. Он вообще искал по всей Марийской. С ним ездил брат того самого Бориса Зайцева, о котором я упоминал, Алексей Константинович. Вот он и сказал отцу Давиду: «Есть такое место, где раньше была деревня Студенка. Давайте туда съездим, посмотрим». Они приехали, посмотрели, им показалось, что место здесь наиболее подходящее. Во-первых, здесь и речка чистая, вода рядом, и высокий берег, большое пространство. И линия электропередачи есть, уже можно подсоединиться. Там даже стояла трансформаторная будка, все готово, только подсоединяйся. И где-то в 1996 году отец Давид начал перебираться на это место. Срубы разобрали, перевезли их сюда и постепенно стали здесь строиться. А через два года уже стали возводить храм, постепенно его строить. Вот только не знали, как его назвать. И вот тогда, в 1998 году, владыка пожертвовал в монастырь икону. Это икона Явления Божией Матери преподобному Сергию.

(о. Диодор подводит к главной иконе храма – Явление Божией Матери святому Сергию Радонежскому).

У этой иконы тоже очень интересная история. Она несколько лет стояла у владыки в кабинете. Когда он передал икону в монастырь, ее в течение трех дней несли сюда крестным ходом из Йошкар-Олы. Первые пятьдесят километров прошли до одной деревни, там ночевали, потом дошли до Килемар, там ночевали в клубе на полу, расстелили матрасы. А потом ее уже принесли сюда, в этот храм.

И вот сначала сомневались, как же назвать монастырь, потому что построен новый храм. Предыдущая церковь была освящена во имя Иоанна Предтечи. А вот как назвать новый храм? Ведь как его назовешь, так и монастырь будет называться. Отец Давид хотел как-то связать название с преподобным Сергием, потому что почитал его. А тут владыка и икону отдал – явление Божией Матери преподобному Сергию.

Сама икона попала к владыке тоже интересным путем. Ее украли где-то на севере. Обычно украденные иконы прячут и переправляют в другой конец, чтобы ее не нашли. Продают ее где-нибудь в другом месте. Так она попала в Марийскую. Никто не хотел ею заниматься, обратились к Валерию Алексеевичу. Он в то время был бандитом, но теперь он покаялся, стал очень верующим, активным нашим прихожанином. А в то время он был неверующим, про Церковь вообще ничего не знал, даже представления не имел. Ему и предложили: есть икона, не хочешь ли ее продать. Он ответил: «Да ну, зачем мне это, не буду я этим заниматься». Но потом согласился. Затем, в результате каких-то их разборок, икона осталась у него. Он и его товарищи не знали, что же с ней сделать. Положили ее в машину и повезли куда-то, может быть домой. И тут заметили, что параллельно с ними едет какая-то машина: то ли полицейская, то ли ОМОН. И из машины смотрят на них. Они прибавляют скорость – те тоже прибавляют скорость. Потом эта машина пошла им наперерез, водитель очень резко затормозил, Валерий Алексеевич успел подумать: ну, сейчас точно перевернемся. Торможение было очень резкое. «Потом, — вспоминал Валерий Алексеевич, — смотрим: нет, не перевернулись, целы. Ничего вообще не произошло. И другая машина вдалеке стоит, никто к нам не подходит». Они вышли, осмотрели машину – ни одной царапинки нет! Как же так? Должна была быть большая авария! Валерий Алексеевич говорит: «Это какое-то чудо! А, может быть, это из-за иконы?» Все согласились, что это точно из-за иконы и решили ее отдать в церковь. И Валерий Алексеевич до сих пор удивляется: «Как мне такая мысль пришла, про церковь, я даже не знаю. Я про церковь ничего не знал, но понял, что нельзя эту икону продавать». Так она оказалась у владыки и находилась у него долгое время.

После этого Валерий Алексеевич про икону ничего не слышал. И как-то по телевизору увидел, как у владыки брали интервью, в его кабине. А икона стояла как раз в кабинете. Валерий Алексеевич и говорит: «О, вот моя икона!»

Чрез какое-то время он поехал на рыбалку, на речку. И вот он рассказывает: «Сижу я под мостом, рыбачу. Слышу – что-то поют на мосту. Я из-под моста вылезаю, высовываю голову: батюшки, «мою» икону несут! Я кричу: «Куда икону-то несете?» И мне ответили, что несут в монастырь».

(Дальше совершилось настоящее чудо. Этот человек, жизнь которого шла самыми кривыми путями, решил узнать, где этот монастырь, и навестить икону, которую он мысленно называл своею. Так он впервые встретился с Православной Церковью).

Потом Валерий Алексеевич приехал в монастырь, посмотрел здесь все, упал на колени перед иконой, впервые помолился. Из-за этой иконы он вдруг так проникся… С тех пор постепенно в нем стала вера расти, он покаялся, бросил все эти свои разбойные занятия, перестал заниматься преступной деятельностью, которая является грехом, стал исполнять заповеди, по-христиански жить, каяться. И сейчас он так много говорит о покаянии, о грехах. Стал совершенно другим человеком. Он говорит: «Что бы тут ни случилось, я всегда буду в этот монастырь ездить, меня эта икона в Церковь привела!»

И вот эту икону сюда принесли, она у нас тут осталась, и монастырь стали называть Богородице-Сергиевым. Примерно в то же самое время узнали, что в Йошкар-Оле до революции, когда город назывался Царевококшайск, там тоже был Богородице-Сергиев монастырь. По всей видимости, это был единственный в дореволюционной России монастырь с таким названием – Богородице-Сергиев. Я стал думать, а почему он так назывался, если там главный храм – Вход Господень в Иерусалим? Обычно ведь и храм, и монастырь называются одинаково. Значит, там должен был быть Входоиерусалимский монастырь, а он почему-то назывался Богородице-Сергиев. Потом мы узнали, что там, оказывается, была чудотворная икона Явления Божией Матери преподобному Сергию!

Вот такая же икона там была?

Да, только маленькая. Народ ее очень почитал, и, по всей видимости, в народе стали монастырь называть Богородице-Сергиеввым, из-за иконы. К этой иконе ходили, молились. Это моя версия, другого объяснения я не вижу. Поэтому Богородице-Сергиев монастырь – это народное название. После революции монастырь закрыли, все там разрушили, сестер сослали в лагеря, послушницы разбежались, ушли в мир. Ну, в общем, разорили монастырь. Там некоторое время артель была, потом и ее закрыли. Но оказалось, что эта икона сохранилась, ее обнаружили в музее.

В краеведческом музее?

В краеведческом. Там большие подвалы, в которых много всего, что не помещается в выставочных залах. Мы к ним обратились, чтобы нам отдали эту икону. Директор подписал прошение, совершенно непонятно, каким образом. Они больше ничего не отдали, только эту икону. Ни до того, ни после ничего из музея не отдавали. Чудо! А эту икону передали нам, в наш монастырь, не куда-то! Она у нас в ризнице лежит, мы ее выносим на праздник Явления Божией Матери. Такая вот, аналойная икона. Ее надо немного подреставрировать, там кусочек, краешек, откололся. Это XIX век, там простое письмо, ничего особенного, просто она связана с историей монастыря и была, видимо, почитаемой в городе.

Да, это Господь привел к вам эти две иконы!

И обе – Явление Божией Матери! Само Явление Божией Матери есть в житии преподобного Сергия. Божия Матерь явилась с двумя апостолами при пении «Се Пречистая грядет». Это событие, конечно, было главным в жизни преподобного Сергия. А второе, тоже важное явление было у преподобного Сергия, когда он вышел на порог кельи ночью и увидел в небе множество птиц. И ему голос сказал: «Сколько видишь птиц на небе, столько же у тебя будет учеников». Это было пророческое явление. Оно практически буквально исполнилось, потому что уже при жизни преподобного Сергия около семидесяти монастырей было основано его учениками. А после его смерти – еще около четырехсот монастырей по всему северу Руси.

Когда преподобный Сергий начинал монашеский путь, только-только закончилось переселение славян в наши земли. Они в XI-XII веке переселялись с южной Руси, с Киевской, из-за того, что там были набеги половцев, печенегов, междоусобные брани. Славяне шли потоками, массами. Была эмиграция на север, все шли в северные леса: в Суздальскую Русь, во Владимирскую, Ростовскую, постепенно двигались в Московскую. И монастырей вот в этой северной части еще не было. В городах были монастыри. Основывали город и сразу же там основывали обычно городской монастырь. В Москве, например, Чудов монастырь и еще несколько. А вот таких, чтобы за чертой города, где-то в лесу, тогда не было. Поэтому те, кто хотел подвизаться не в городе, а вести более уединенный образ жизни, уходили в пустыню, в лес. Вынуждены были уходить и жить в лесу, как, например, преподобный Сергий.

До этого вся монашеская традиция была в Киевской Руси. Там был устав, который ввел преподобный Феодосий Печерский. Они же перевели византийский греческий устав из Студийского монастыря. По этому уставу жили все монастыри на юге Руси. А здесь, на севере, неизвестно, какой был устав в городских монастырях, а пустынножители жили по скитскому уставу. Эти два устава отличаются. При общежительном уставе у монахов все общее, у них есть общий игумен как духовник, ежедневные общие службы, они не имеют своего имущества, всем занимается специально поставленный человек – эконом или игумен, он распоряжается этим, выдает сколько нужно каждому по нужде, у всех общая жизнь. Это общежительный устав. А если в монастыре скитской устав, то каждый держит какое-то собственное маленькое хозяйство, имеет какое-то имущество, конечно скромное, но тем не менее. Преподобный Сергий начинал жить по скитскому уставу. В его житии описывается, как он срубил себе келью и помогал рубить кельи монахам, которые к нему приходили. Они себе строили домики и жили там своим хозяйством. У каждого было немножко продуктов, каждый питался отдельно. На службы все вместе они собирались только по воскресеньям, а всю неделю жили отдельно. Вот такой был скитской устав. Святыми отцами он считается не лучшим: когда человек своим хозяйством живет, это располагает к тому, чтобы только о себе заботиться, больше думать о себе, заниматься собой. Располагает к некому эгоизму. Поэтому такой устав считается несовершенным. Совершенным считается общежительный устав.

И однажды к преподобному Сергию приехал архимандрит из Греции с письмом от патриарха Филофея. Тоже знаете из его жития, да? Патриарх Филофей написал в письме, что мы о тебе слышали много хорошего, что мы тебя благословляем. Он прислал ему патриарший крест, который теперь в Серапионовой палате хранится. И написал: «Все у вас хорошо, только одного вам не достает: общежительного устава». И, говорят, патриарх прислал преподобному Сергию общежительный устав. Интересно, что это был за устав…. Только я нигде не могу его найти. Что это был за устав, не знаю. И преподобный Сергий сразу ввел у себя вот этот общежительтный устав. В житии описано, что он очень обрадовался, что патриарх ему прислал вот такое письмо, и благословил такой устав. Устав ему понравился. И по примеру Сергия все остальные монастыри, которые основывали его ученики, вводили такой же устав. Можно сказать, что преподобный Сергий является как бы отцом русского монашества. Великорусского. Если истоки монашества идут из Киево-Печерской лавры, то та традиция, которую, например, мы переняли, идет уже от преподобного Сергия. Поэтому для русского монашества преподобный Сергий – тоже как один из отцов-основателей нашей великорусской монашеской традиции.

(От главной храмовой иконы мы направляемся к другим иконам, написанным уже в наше время. Слушаем отца Диодора).

Вот, видите, тут икона казанских святых. Здесь изображен город Казань, Казанская Божия Матерь, казанские святители, преподобные, мученики. Почему тут изображены казанские святые? Потому что Марийская входила в казанскую губернию и в Казанскую епархию вплоть до нашего времени. В двадцатые годы ХХ века была основана Марийская епархия. Некоторое время она просуществовала несколько лет, пока был епископ Леонид. Потом его расстреляли. И епархию опять присоединили к Казанской, и только с 1993 года стала существовать опять отдельная Марийская. А до этого она все время принадлежала Казанской, со времен Ивана Грозного, когда он присоединил Казань, до нашего времени. Казанская губерния была настолько огромной, что она занимала пространства от Казани до Сибири и от Вятской епархии до Астраханской. Постепенно она сокращалась, потому что отделялись отдельные губернии. Но до революции Казанская губерния все равно была очень большая. Вот, Чувашия входила в нее, был Чувашский уезд, часть Вятской губернии сюда же входила. Поэтому все православные истоки в Марийской связаны с казанскими святителями, с деятельностью Казанской епархии.

Со взятием Казани Иваном Грозным связаны два события, которые относятся к нашему монастырю. Когда Иван Грозный пошел на Казань, рассказывают, что они сплавились по Волге, основали там город Свияжск и уже оттуда напали на Казань. На самом деле, как оказывается, было два похода, шло два войска. Сначала, за год до похода, войско спустилось и основало город Свияжск во главе с воеводой. Там сразу же основали Успенский монастырь и другой монастырь, преподобного Сергия. В нем была чудесная чудотворная икона преподобного Сергия, написанная на доске от его гроба. В медном окладе, такая древняя, очень красивая икона. Говорят, ее в монастырь привез святой Герман, первый настоятель Свияжского монастыря. В житии преподобного Сергия я потом вдруг нашел такой случай: однажды к святому Герману приходит посольство от местных старейшин. Они и говорят: «Ты нам объясни, что тут происходит. Какой-то старик ходит по нашим лесам, все крестит крестом, благословляет, кропит святой водой, и раздается пение и колокольный звон. Поскольку мы узнали, что у вас тоже так – и звонят, и с крестом, вот и решили у тебя спросить: что он хочет? Объясни нам. Его видели многие наши жители, старейшины видели. Объясни нам». Святой Герман стал объяснять: раз он ходит с крестом, значит, хочет, чтобы вы обратились в православную веру. Стал им о православной вере рассказывать. Они зашли в храм, увидели икону преподобного Сергия и говорят: «А вот этот старик ходил». Узнали его. Это был преподобный Сергий.

И мне сразу показалось, что неслучайно первый, кто проповедовал христианство в Марийской, оказался сам преподобный Сергий. Это был период сразу после похода или чуть до него. Марийцы были союзниками московского царя в войне с казанским ханством. Они были проводниками через леса. Они себя булгарами называли. Их собственный хан в то время умер, и они пригласили родственников этого хана из крымских татар. Там была династия Гиреев. Они практически не жили тут, приезжали в Казань, грабили тут всех вокруг: на марийцев нападали, на нижегородские земли нападали. Собирали награбленное и увозили обратно к себе в Крым. Приедут-уедут. Вот марийцы и стали союзниками московского царя, потому что надоели эти набеги на русские земли. Нужно было этому положить конец. Марийцы плакали от этих татар, поэтому и помогали русским.

Отец Давид говорил, что, приехав сюда, он слышал часто, как местные говорили: « А вон, они монастырь основали на Ратной дороге». Он стал спрашивать, что это за «Ратная дорога», почему ее так называют. Все отвечали, что не знают, но так, например, всегда говорила бабушка или дедушка. Это слышали от предков, а почему так называется, не знают. Но знают, что это Ратная дорога, которая идет через монастырь. Отец Давид все недоумевал. А потом мы как-то проезжали мимо Шаранги (это тут недалеко от нас, там Нижегородская область начинается). Смотрим, в поле стоит огромный памятник, три шлема. Подъехали посмотреть, что это такое. А там написано: «Памятник в честь воинов, участвовавших в походе Ивана Грозного на Казань». Откуда в этих лесах воины? Как они сюда забрели? Оказалось, в Шаранге есть музей похода Ивана Грозного на Казань. Здесь находили много фрагментов утвари, оружия, еще чего-то. Были обнаружены даже захоронения. И оказалось, что войско-то шло через эти леса. От Нижнего Новгорода, оказывается, царь пошел через леса, чтобы окружить Казань. То есть, было два войска: одно войско с воеводой спустилось до Свияжска, возможно, это был отвлекающий маневр, потому что все это на виду. А другое войско тайком пошло через леса, на случай, если хан с ордой приедут опять из Крыма, с большим войском. Они должны были воспрепятствовать ему и встретить его там. Из-за этого и пошли через леса. И марийцы были их проводниками. И вот эта дорога на Казань, Ратная, как ее до сих пор называют, идет как раз через наш монастырь. Царь был еще молодой, благочестивый, в то время, молился. Он пошел к игумену Троице-Сергиевой лавры за благословением на этот поход. И игумен дал ему в благословение икону. Какую? Явление Божией Матери преподобному Сергию. И царь с войском шел в поход с иконой Явления Божией Матери. И с этой иконой, оказывается, проходили походом через наши места. Мы когда узнали это, так поразились: надо же, мы здесь основали монастырь, к нам принесли эту икону, она же не случайно к нам попала! Одну икону, потом другую получили. И много лет назад здесь тоже проходило войско с такой же иконой. А местные бабушки теперь говорят: «Вот, икона вернулась на свою дорогу! Все правильно».

Вот такая история нашего монастыря. Сначала, когда мы тут обосновывались, думали: вот, монастырь новый, нечего рассказывать. Мы приехали, построили, живем. Никакой истории. У нас же все монастыри древние. Но история как-то сама тут обнаружилась.

А сейчас, в наши дни, вы чувствуете помощь преподобного Сергия Радонежского?

Мы всегда ему молимся, считаем его своим покровителем. Если уж он покровитель русского монашества, то наш монастырь тем более считает его своим отцом духовным, покровителем.

Но у нас есть еще второй покровитель – святой Нектарий (Эгинский). Мы построили храм и освятили престол в честь иконы Явления Божией Матери. А здесь у нас придел, посвященный святому Нектарию. Отец Давид очень почитал святого Нектария. Первый раз, когда он съездил в Грецию, его свозили на Эгину, к мощам. Там он и узнал про этого святого. Они с отцом Лонгином, который сейчас митрополит Саратовский, стали читать про него, и о.Лонгин напечатал тогда житие, перевели житие с французского языка. Эту книжечку сразу раскупили. Потом я пришел в монастырь, я занимался как раз переводом. Отец Давил попросил у владыки Лонгина права на эту книгу, и он нам разрешил ее переиздать. В первый раз тираж был десять тысяч, и его сразу быстро раскупили. Сейчас у нас второй тираж лежит, но мы его особо не распространяем. Помимо жития мы сюда включили и письма монахиням. А отец Давид, почитавший святого Нектария, даже одному из монахов дал имя Нектарий.

Когда я поехал учиться в семинарию в Грецию, отец Давид мне говорит: «Вот, там святой Нектарий! Если сможешь, ты там побывай, попроси у них для нас мощи. Может, они нам мощи дадут». Я поехал учиться, об этом забыл. Денег у нас там не было, стипендии еле-еле хватало на жизнь, ездить никуда далеко не могли. А на Эгин ехать все-таки далеко, нужно было 40-50 евро. Для нас, студентов, это вообще невероятная сумма, мы бы не смогли заплатить. И мы об этом даже не думали. А когда стали ездить в монастырь к отцу Никодиму, он однажды мне говорит: «Мы тут собираемся на Эгин. Там будет конференция по монашеству и всенощное бдение. Приедут монахи из разных монастырей. Я тоже поеду, и у нас в машине есть одно место. Хочешь поехать с нами?» Я говорю: «Конечно». И мы поехали вместе.

По дороге я у отца Никодима спрашиваю: «А там нельзя мощи святого Нектария попросить?» Он говорит: «Ты что! Его же почитают во всем мире, все хотят его мощи. Они вообще никому не дают. Надо обращаться к епископу, но к нему, во-первых, вообще не попадешь, а, во-вторых, он не благословит. Это невозможно». Ну ладно. Невозможно так невозможно.

И вот мы приехали туда, молились, на службе были. Всенощное бдение длилось всю ночь. Началось в девять или в десять вечера – и до одиннадцати утра. А потом литургия. Я уже на литургии сидел полусонный. Смотрю, отец Никодим мне машет из алтаря. Я ему кивнул пару раз. Потом он выходит, идет ко мне. Как раз пропели запричастный стих, была пауза, и он ко мне бежит, радостный: «Слушай, ко мне сейчас подошел мой старый знакомый, архимандрит, которого я не видел двадцать лет. Он отвел меня в сторонку и спросил, нужны ли мне мощи святого Нектария. Я сказал, что нужны, и он мне дал частицу мощей святого Нектария. А я сразу про тебя вспомнил, ты же спрашивал. Наверняка из-за этого к нам святой Нектарий и пришел: хочет к вам в монастырь попасть. Поэтому я половину оставлю нам в монастырь, а половину отдам вам».

Там сделали серебряный мощевичок, куда поместили мощи святого Нектария и еще святого Афанасия. Мне дали мощевичок, я позвонил отцу Давиду и сказал, что теперь у нас мощи есть. И я мощевичок все время хранил у себя, пока там учился. Он у меня стоял в комнате, потом я его вез в верхнем кармане. Приехал сначала в лавру, в Москве был. Потом с поезда из Москвы сразу поехал сюда, в монастырь. Мощи встречали здесь колокольным звоном, с тех пор здесь у нас есть мощи святого Нектария.

А икона святого Нектария уже была у вас?

Потом, когда привезли мощи, написали икону. И тогда же решили делать придел Святого Нектария.

То есть теперь у вас два святых покровителя: святой Сергий и святой Нектарий. А что-то о дне сегодняшнем Вы можете сказать? То, что считаете возможным? Как сегодня живет монастырь? Кто к вам приезжает, что у вас за приход?

Нет, у нас, прежде всего, монастырь, а не приход. Основная наша идея – чтобы тут существовал монастырь с уставом для монашествующих. Чтобы были благоприятные условия для них. А для этого что надо? Нужно, чтобы не было такого свободного доступа паломников, какое-то ограничение нужно. Мы стараемся ограничивать. Поэтому и загородились сейчас, чтобы хотя бы внутренняя территория была недоступна. Потому что раньше у нас все было открыто, все ходили, где угодно. Люди же как считают: монастырь – это типа музея, можно заходить, куда хочешь. Даже в келью заходили: «Ой, здрасте! А я хотел вот посмотреть монастырь». «Ну, подождите, я к вам выйду». А сейчас мы, в первую очередь, сделали везде ворота.

А сама наша монастырская жизнь, конечно, подчинена уставу, для нас это главное. На первом месте у нас служба, суточный круг богослужения. Но поскольку нас всего двое, мы немножко сокращаем, не полностью вычитываем. Допустим, на утрене мы читаем одну кафизму, а не две и не три. Иногда ведь, в некоторые периоды положено три кафизмы читать на утрене, а мы читаем одну. Ну, еще библейские песни не поем. Третий, шестой час и изобразительны не читаем. А остальное все читаем: полуночницу, утреню, первый час, Апостол и Евангелие дневное, потом вечерня и повечерье. Такой у нас устав. На повечерье, обычно, поем канон Божией Матери, который в октоихе положен, ежедневный канон. А остальное – работа, обустройство – все это уже далеко не первостепенно. Это уже, наверно, третьестепенное дело.

А вам в монастырь нужны ли помощники? Если те, кто нас слышит, захотят помочь, посмотреть? Будет ли вам помощь от этого?

Монастыри все разные. В крупные, большие монастыри приезжают всегда кто угодно и когда угодно. Там принимают, у них есть специальная служба для паломников. А у нас тут маленький монастырь, он рассчитан на малое количество братии. Максимум шесть-семь человек; десять – это уже слишком много будет. Сам монастырь не рассчитан на большое количество людей, он такого домашнего типа. Поэтому, конечно, мы всех подряд не принимаем. Мы принимаем только тех, кого мы знаем, кто к нам ездит на службы, с кем мы уже успели познакомиться. Такого человека мы сможем принять, чтобы он приехал, пожил у нас. Монастырь маленький, и каждый человек здесь оказывает некоторое влияние на дух монастыря. И если попадется человек не того духа, то что-то уже нарушится в монастыре. Поэтому мы к этому относимся очень осторожно, лучше перестраховаться. Было много случаев, когда приходят, а потом не знаешь, что с ними делать и как от них избавиться. Людей много разных.

В греческих монастырях тоже ведь так. Там такой порядок, что нельзя к ним приехать просто так, чтобы тебя поселили. Там нужно договариваться, звонить туда, просить разрешения, тебе назначат время, когда можно приехать. Причем там ограниченный срок, допустим, на три дня. И мы тоже стараемся понять, какой это человек, если мы с ним не знакомы лично. Подходят, мы разговариваем, если я вижу, что это нормальный человек, человек, которого можно принять, то мы принимаем, но первый раз тоже всего на несколько дней, на три дня максимум. И если он впишется в наш братский коллектив, подходит по духу, то уже в следующий раз он может и на дольше приезжать. У нас такой подход.

Вот такой подход выбрали для себя два монаха, подвизающихся в этой уединенной тихой обители, окруженной лесом. Нам это может нравиться или не нравиться, но, как говорится, в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Поэтому мы принимаем те условия, которые ставятся для паломников монастыря Богородице-Сергиева пустыни, под Йошкар-Олой. Нам остается попрощаться с его главным на сей день попечителем и хранителем, с отцом Диодором (Ларионовым). И если вам все-таки покажется не столько интересным, может быть, но важным посетить эту обитель, вы можете обратиться к отцу Диодору через интернет-пространство или даже, по старинке, почтовым письмом. Возможно, вам удастся сделать небольшую остановку в своей жизненной спешке в тихом, уже намоленном уголке под Йошкар-Олой, куда промыслом Божией уже дошли две удивительные иконы и мощи святителя Нектария, охраняющие покой насельников, остающихся верными своей обители.

Монастыри России всегда являлись непоколебимым оплотом православной веры на нашей земле. В России масса святых мест, куда каждый год приезжают помолиться и попросить божественной помощи сотни тысяч паломников. И каждый из монастырей имеет свою собственную, чаще всего, весьма непростую историю. Многие монашеские обители находятся в труднодоступных местах, о них говорят, что их оберегает сама природа и провидение. Сегодня мы познакомим вас с десятью российскими монастырями, в которые православные люди нашей страны круглый год едут с паломническими турами, в попытке обретения смысла жизни и вымаливания отпущения за свои грехи.

Свято-Юрьев мужской монастырь построили в 1030 году по приказу князя Ярослава Мудрого в месте истока реки Волхов из озера Ильмень. Первоначальное строение – Соборная Церковь Святого Георгия была деревянная, а затем, в 1119 году по приказу князя Мстислава Великого заложили каменный Георгиевский собор. В семидесятых годах восемнадцатого века началась секуляризации монастырских вотчин и этот монастырь, утратив большую часть владений, пришел в запустение. Его восстановление началось с приходом к власти в обители в 1822 году архимандрита Фотия Спасского, которому не только благоволил российский император Александр Первый, но и помогала богатейшая меценатка - графиня Анна Орлова-Чесменская. В это время в монастыре шли постоянные реставрационно-строительные работы, в результате которых появились: Западный корпус и Церковь Всех Святых, прекрасный Спасский собор, Восточный Орловский корпус и монашеские кельи, Северный корпус и Храмом Воздвижения Креста, Южный корпус и больничная Церковь Неопалимой Купины. Позже, уже в 1841 году, тут построили колокольню. Но не долго процветал этот русский монастырь, так как в 1921 году, государство решило экспроприировать имущество и его ценности. И если в 1924 году в Юрьеве еще работали шесть церквей, то в 1928 году оставался лишь единственный действующий Крестовоздвиженский храм. В период с 1932 по 1941 годы, тут расположили инвалидный дом имени Якова Свердлова. Во время Великой Отечественной войны на территории бывшего монастыря стояли немецкие, испанские воинские части, военные части прибалтийских коллаборационистов, и именно тогда, здания скита были значительно разрушены. По окончанию войны и почти до начала девяностых годов двадцатого века тут были общественные заведения: почта, техникум, техучилище, музей, магазин, художественный салон. Но с двадцать пятого декабря 1991 года, монастырский комплекс зданий передали в ведение Новгородской епархии и к 1995 году тут собралась монашеская община. В 2005 году в монастыре открыли духовное училище. Сегодня в этот монастырь едут многочисленные паломники, они спешат поклониться святыням тут хранящимся: мощам Святого Феоктиста Новгородского, а также мощам Благоверной княгини Феодосии Владимирской, помолиться перед иконой Божией Матери «Неопалимая Купина», расположенной в братском корпусе, и иконе Великомученика Георгия Победоносца. Добраться до этой святой обители России можно на автобусе из города Великого Новгорода, ведь она расположена всего в пяти километрах от него. Из Москвы до Великого Новгорода многие паломники едут на машине, расстояние в пятьсот километров занимает у них шесть-семь часов.

2. Кирилло-Белозерский мужской монастырь в Вологодской области, город Кириллов . История появления этого монастыря начинается в 1397 году, когда после чудесного видения и повеления Пресвятой Богородицы, архимандритом Симонова монастыря – Кириллом, была выкопана пещера на берегу Сиверского озера, окруженного непроходимыми лесами. А его спутник - инок Ферапонт, тоже выкопал землянку, но чуть поодаль. Две эти землянки и положили начало основанию здесь знаменитого Кирилло-Белозерского монастыря, территория которого к пятнадцатому веку заметно разрослась, а торговля местными монахами рыбой и солью, сделало обитель крупным, на те времена, экономическим центром. Со временем на территории скита появилось несколько монашеских обителей: Ивановская, Горицкая, Нило-Сорская, Ферапонтов монастырь. Монастырь стал настолько известен на территории Руси, что в 1528 году царь Василий Третий, со своей женой Еленой Глинской приехал помолиться о даровании им наследника. И через два году у них появился долгожданный сын - будущий царь Иван Четвертый Грозный. В знак благодарности Богу, царь Василий построил на территории монастыря Церковь Усекновения главы Иоанна Предтечи и Церковь Архангела Гавриила, правда, они не сохранили первоначальный облик до наших дней, так как часто видоизменялись и достраивались. Этот монастырь стал важным культурно-историческим, экономическим центром страны, не теряя при этом оборонительных функций: в 1670 году монастырь обрел мощные каменные стены, вследствие польско-литовской интервенции. При императрице Екатерине Второй, часть монастырских земель вывели из церковной собственности, а в монастырской слободе образовали город Кириллов. При советской власти, в 1924 году, здесь открыли музей-заповедник, и лишь к 1997 году монастырь, наконец, вернули в ведение Русской Православной церкви, но Кирилло-Белозерский музей-заповедник все также продолжает функционировать. В состав этого музея включены бесценные ансамбли зодчества Кирилло-Белозерского и Ферапонтова монастырей, Церковь Ильи Пророка в селе Цыпино. Особенно ценен Успенский собор, постройки 1497 года, Церковь Введения, чья Трапезная палата была построена в 1519 году, а также Святые врата и Церковь Иоанна Лествичника, постройки шестнадцатого столетия, Церковь Преображения и Церковь Архангела Гавриила, тоже относящиеся к шестнадцатому веку и собор Рождества Богородицы Ферапонтова монастыря, постройки 1490 года. Кроме того, на территории этого музея стоит Церковь Ризоположения, постройки 1485 года, являющаяся самым старейшим деревянным сооружением России. Есть в музее-заповеднике древние иконы, находящиеся в отличном состоянии, их могут увидеть посетители, знакомящиеся с главной экспозицией музея. Есть тут уникальнейшие коллекции произведений древнерусской живописи, образчики шитья, а также памятники археологии и предметы народного искусства, кроме того, сборник самых редчайших рукописных книг.

Эта древнейшая иноческая обитель была основана на Руси Святым благоверным князем страстотерпцем Глебом Владимировичем, который получил на княжение город Муром, но так как в то время город был занят язычниками, то свой княжеский двор основал чуть выше по течению Оки, на высоком речном берегу, сплошь поросшем лесами. Тут и устроил князь Глеб Муромский самый первый православный храм, назвав его во имя Всемилостивого Спаса, а также монашескую обитель. Бывали в этом святом месте России многие благочестивые праведники, в том числе святые благоверные князья Петр с Февронией – известные муромские чудотворцы и покровители семьи и брака, а также Святитель Василий Первый Рязанский и Муромский, который прибыл сюда, чтобы поддержать муромскую паству после разорения обители в 1238 году войсками хана Батыя. В середине шестнадцатого века по приказу царя Ивана Грозного в Муроме построили несколько храмов и главный собор Спасо-Преображенского монастыря. В 1887 году в этот русский монастырь со святого Афона привезли список с иконы Божией Матери «Скоропослушница». В период революции 1917 года его закрыли, действующим остался только приходской храм, да и то лишь до двадцатых годов, когда храм стал музеем. А в 1929 году монастырь передали в распоряжение военных и частей НКВД. Возрождение этого знаменитого древнего монастыря России началось в 1990 году, а его реконструкция завершилась в 2009 году и на свое законное место вернулась икона Божией Матери «Скоропослушница».

4. Монастырь Свято-Троицкая Сергиева Лавра в городе Сергиев Посад, Московской области . Эту святую обитель России основал в 1337 году преподобный Сергий Радонежский. Много столетий этот крупный монастырь нашей страны был крупнейшим центром духовного просвещения, общественной жизни и русской культуры. С годами, в Лавре набралась огромная и уникальная библиотека рукописных и старопечатных книг. Когда в начале семнадцатого века этот скит с его тремя тысячами насельников взяло в осаду тридцатитысячное польско-литовское войско, и защитники святого места показали мужественный пример борьбы за свою веру и свободу. То время ознаменовалось множественными чудесными явлениями, в том числе самого основателя монастыря – Преподобного Сергия Радонежского, других угодников Божьих, и это было подтверждением небесного покровительства для монахов Лавры, что не могло не укрепить их дух. В период с восемнадцатого по девятнадцатый века в окрестностях Сергиевой Лавры выросли небольшие обители: Вифанский монастырь, Боголюбский, Черниговско-Гефсиманский скиты, скит Параклит, – там подвизалось много замечательных старцев, которых со временем узнал весь мир. В 1814 году в Троице-Сергиевой лавры расположили Московскую духовную академию, здание которой пострадало при пожарах 1812 года в Москве. В Лавре нашли свое упокоение многие известные люди: писатель И.С. Аксаков, философ, писатель и дипломат К.Н. Леонтьев, религиозный философ В.В. Розанов, а также другие деятели русской культуры. В 1920 г. Троице-Сергиеву лавру закрыли, разместив там Историко-художественный музей, а часть строений передали под частное жилье. Возрождаться эта русская обители начала в 1946 году. И сегодня в этот монастырь съезжаются многочисленные паломники, чтобы поклониться мощам, одного из самых почитаемых в России святых - Преподобного Сергия Радонежского, а также помолиться чудотворным иконам, находящимся в Лавре - Тихвинской и Черниговской Богоматери.

Свою историю этот крупный мужской монастырь России начинает с основания его знаменитых пещер, которые открыли за восемьдесят лет до основания самого скита, что было в 1392 году. Раньше на склоне Святой горы, где теперь стоит монастырь был непроходимый лес и местный крестьянин рубивший там деревья, увидел под корнями одного из них вход в пещеру, над ним имелась надпись: «Богом зданныя пещеры». Согласно легенд, в них прятались иноки, которые бежали из Киево-Печерской лавры во время очередного набега крымских татар. А монастырь основала супружеская пара: священник Иоанн Шестник с матушкой Марией. Они обосновались в этих пустынных местах, чтобы удалиться от мира. Перед смертью Мария приняла постриг и имя Васса, когда она скончалась, муж, отпев тело, закопал гроб на входе в эти пещеры. Но придя к могиле на следующий день, увидел, что гроб оказался на поверхности. Он закопал гроб опять, но чудо повторилось снова, и он понял, что это воля Божья, тогда священник выдолбил нишу в стене пещеры и поставил в нее гроб. С того времени насельников монастыря начали хоронить именно таким образом. Чудеса около гроба инокини Вассы случаются и в наши дни. В начале двадцатого века тут произошел случай, потрясший верующих: вандалы хотели вскрыть этот гроб, но из него вспыхнул огонь, опаливший извергов, кстати, следы того чудесного огня видны на гробе и теперь. Сам же отец Иоанн тоже принял монашеский постриг и имя Иона. К 1473 году, он достроил первую монастырскую церковь, в данное время, она является главным собором монастыря и названа в честь Успения Божией Матери. Храм освятили пятнадцатого августа 1473 года, это и есть официальная дата основания Псково-Печерского монастыря. Мощи его основателей по сей день находятся рядом со входом в древние пещеры. И к ним выстраиваются очереди жаждущих помощи паломников. Приложиться к мощам можно каждый день с десяти утра до шести вечера. А в пещерах, за годы существования монастыря, было похоронено почти десять тысяч человек, поэтому это целый подземный город, со своими галереями-улицами. Этот монастырь стал одним из немногих русских обителей, не прекращавших работы в советское время, но в период Великой Отечественной войны его постройки значительно пострадали от ударов фашисткой артиллерии. После войны началась его реконструкция, и сегодня Псково-Печерский монастырь - популярное место паломничества православных христиан со всех стран мира.

Этот мужской монастырь России был построен в четырнадцатом веке, по благословению Преподобного Сергия Радонежского, героем Куликовской битвы и ближайшим сподвижником князя Дмитрия Донского - Дмитрием Михайловичем Боброка-Волынцем. Князь Дмитрий Донской после победы над Мамаем в сентябре 1380 года, дал обет, что возведет святую обитель во имя Рождества Богородицы, что и было сделано уже через год, в 1381 году. На долю этого монашеского скита выпало пережить и лютое правление Ивана Грозного, и напряженный период царствования Бориса Годунова, великую Смуту, реформы Екатерины Великой, а после революции 1917 года, обитель и вовсе закрыли, устроив на ее территории склады, гаражи для сельскохозяйственной техники. И только в 1991 году Бобренев монастырь начали реставрировать, чтобы он смог осуществлять свои первичные функции. Главная святыня монастыря – чудотворная Феодоровская икона, этот старинный образ украшает серебряная риза, украшенная драгоценными камнями и жемчугом. Эта икона Божией Матери - покровительница невест, защитница семейного счастья, рождения детей у бездетных пар, помощница при трудных родах.

7. Свято-Троицкий Белопесоцкий женский монастырь в городе Ступино, Московской области . Этот монастырь был основан в конце пятнадцатого столетия преподобным Владимиром, в пятидесяти километрах от города Серпухова на Белых Песках, что на левом берегу реки Оки. Со временем, игумена Владимира стали чтить, как местного святого. В официальных источниках монастырь, тогда еще мужской, упоминается впервые в 1498 году, когда ему были дарованы леса и земли Московским князем Иваном Третьим Великим. Власти страны были сильно заинтересованы в укреплении этого русского рубежа, поэтому уже во второй половине шестнадцатого века практически все его строения были каменные. В период Смутного времени святая русская обитель была разорена, но снова расцвела и отстроилась, а к девятнадцатому веку и вовсе стала самостоятельной. Но впереди, ее братию ждало нелегкое испытание: в 1918 году монахов, выведя за пределы монастырской ограды, расстреляли. Тут устроили общежитие рабочих и заключенных, а во время войны разместили гвардейский корпус генерала Белова, когда война закончилась, сделали склады. Реставрация монастыря началась только в конце восьмидесятых годов двадцатого века и к 1993 году здесь снова началась монашеская жизнь. В Тихвинский храм Свято-Троицкого Белопесоцкого монастыря тянутся тысячи страждущих, больных, нуждающихся паломников, чтобы помолиться чудотворной иконе Богородицы – «Утоли моя печали». Молитвы ей действительно помогают. А почитать икону как чудотворную стали в семнадцатом веке, когда одной умирающей больной приснился сон и ей было сказано, что если она помолится иконе, привезенной из церкви Святителя Николая, об исцелении, то излечится. И она искренне молилась, за веру свою и была чудесным образом исцелена. С тех пор чудес, случившихся после молитвы перед иконой, насчитывается очень много.

8. Высоцкий монастырь в городе Серпухове, Московской области . Этот монастырь построил на левом берегу реки Нары, по благословению Преподобного Сергия Радонежского, в 1374 году, серпуховский князь Владимир Андреевич Храбрый, приходившийся сподвижником и двоюродным братом великому князю Димитрию Иоанновичу Донскому. Первым настоятелем серпуховской обители назначили любимого ученика Сергия Радонежского - Афанасия. Монастырь имел важную стратегическую позицию, ведь город Серпухов являлся одной из оборонительных границ Московского княжества с юга и тут была не очень спокойная обстановка: часто нападали чужаки и разбойники. К началу двадцатого века монастырь стал одним из самых благоустроенных в России, а в советское время тут разместили полк латышских стрелков, после – тюрьму, когда закончилась Великая Отечественная война, отдали под частное жилье и под размещение складов. Возрождение обители в этом святом месте России началось в 1991 году. Главная ценность Высоцкого монастыря - чудотворная икона Пресвятой Богородицы «Неупиваемая чаша», исцеляющая страждущих от пьянства и наркомании. Чудеса эта икона начала являть после того, как один сильно пьющий крестьянин увидел сон, в котором седой старец повелел ему вознести молитвы к иконе «Неупиваемая чаша» в Высоцком монастыре, но бедняк сказал, что у него нет денег на дорогу и болят ноги, чтобы добраться до этого храма. Старец постоянно являлся нему во сне, настаивая на паломничестве к иконе Богородицы. Однажды пьяницу пожалела одна благочестивая женщина, она растерла ему ноги целебной мазью, чтобы он смог отправиться в путь. Добравшись до монастыря, паломник начал расспрашивать монахов об этой чудотворной иконе, а те говорили, что такой нет в их обители. Потом крестьянин попытался описать ее, и тогда послушники поняли, что речь идет даже не об иконе, а о живописном изображении, начертанном в одном из проходов монастыря, на которое практически не обращали внимания. Крестьянин помолился Богородице об исцелении от пьянственной болезни, и она даровала ему полное выздоровление. Икону назвали чудотворной, и с того времени, к ней не зарастает народная тропа самих больных наркоманией и пьянством, а также их страдающих родственников и близких.

9. Свято-Троицкий Серафимо-Дивеевский монастырь в селе Дивеево, Нижегородской области . Серафимо-Дивеевский женский монастырь имеет особое место среди святых российских обителей. Его основала в 1780 году, продав все свое имущество, монахиня Александра, известная миру как Агафия Семеновна Мельгунова. Ей приснилась во сне Дева Мария, которая указала место, где нужно было возвести два больших храма: один - в честь иконы Божией Матери «Живоносный Источник», а другой - в честь Успения Пресвятой Богородицы. После смерти схимонахини Александры, в 1789 году, саровскими старцами сестрам был представлен новый духовник - иеродиакон Саровского монастыря отец Серафим. Он наставлял духовных чад ходить молиться на могилу к основательнице монастыря, похороненной около стен Казанского храма, там часто происходили чудеса и чудесные исцеления, которые продолжаются поныне. В 1825 году, Серафиму Саровскому было чудесное видение Божией Матери, повелевшей основать еще одну обитель в селе Дивеево, для девушек. Тут, по благословению Божьей Матери, забил источник целебной воды, который позже назвали «Источником батюшки Серафима». Свой духовный расцвет Серафимо-Дивеевский монастырь пережил с приходом игуменьи Марии, при которой возросло число сестер обители, был возведен прекрасный Троицкий собор, величественные храмы: Александро-Невский и равноапостольной Марии Магдалины. При Богадельне также открылась церковь в честь иконы «Всех скорбящих Радость». В 1905 году тут начали строить новый большой собор, но помешала революция 1917 года и смена власти. В 1927 году эту святую обитель закрыли, купола нескольких церквей сбили, разрушили каменную ограду, уничтожили кладбище. И только в 1991 году Дивеевский монастырь снова заработал. На сегодняшний день тут подвизается сто сорок сестер и работают: Собор Пресвятой Троицы, Храм в честь Рождества Христова, Храм во имя Рождества Богородицы. До сих пор реставрируются прочие разрушенные храмы и восстанавливается территория обители. Троицкий собор этой обители особо почитаем паломниками, ведь там находятся мощи Преподобного Серафима Саровского, а также хранится одежда и вещи, ему некогда принадлежавшие: ряса, лапти, вериги и котелок. В монастыре имеется несколько источников, славящихся своей целительной силой. К раке с мощами Серафима Саровского, приезжают все, кто жаждет его благодатной помощи и исцеления.

10. Рождество-Богородичный Санаксарский мужской монастырь в городе Темников, Мордовия . Эту обитель основали в 1659 году на окраине города Темникова, на берегу реки Мокша, среди вековых сосновых боров и заливных лугов. Свое название обитель получила из-за расположенного рядом маленького озера Санаксар. Но через сто лет после своего основания, скит ощутил недостаток в средствах, поэтому его приписали к процветающей Саровской пустыни. И монастырь начал активно развиваться и строиться, особенно, когда его настоятелем в 1764 году стал старец Феодор Ушаков. На сегодняшний день, ансамбль Санаксарского монастыря – крупнейший и хорошо сохранившийся градостроительный памятник России, периода второй половины восемнадцатого – начала девятнадцатого века, в барочном стиле. Главными особо почитаемыми святынями этого монастыря являются мощи святых: Преподобного Феодора, праведного воина Феодора, Преподобного Александра-исповедника, а также две чудотворные иконы Божьей Матери. При монастыре можно поселиться в гостинице. Паломники, побывавшие в Санаксарах, привозят домой масло, взятое от чудотворной Казанской иконы Божией Матери, исцеляющее разных болезней, в обители вы узнаете о случаях чудесного выздоровления, даже от рака. Все излечившие обязательно возвращаются назад в обитель, чтобы принести свой благодарный дар иконе Богородицы: кольцо, цепочку и просто что-то ценное. Вы сможете увидеть, что эта икона сплошь увешена дарами. Есть тут и еще одна чудотворная икона Богородицы Феодоровская, которая тоже творит немало чудес.

Сегодня мы рассказали об интересных и прославленных святых обителях нашей России, которые невероятно популярны среди паломников, стремящихся за духовным и физическим исцелением, очищением и наставлением на путь истинной веры.

Антониево-Дымский мужской монастырь

Монастырские зарисовки

Монастырь там, где монахи живут в уединении, молятся, трудятся, служат Богу… В Антониево-Дымском мужском монастыре Тихвинской епархии, что стоит на берегу Дымского озера, подвизаются 13 человек. Они молятся, трудятся, возвращают монастырскому собору и другим возведенным здесь стенам их исконный смысл…

Грань между трудом и молитвой в монастыре весьма условна. Труд монахов, каждого на своем месте по отдельности, сменяет совместная молитва за богослужением. Индивидуальному труду же сопутствует молитва личная. Молитва – первая обязанность монаха, а труд по послушанию – важнейшая монашеская добродетель. Хвалите имя Господне, хвалите, раби Господа, стоящии во храме Господни, во дворех дому Бога нашего… Пока читают кафизмы, иеродиакон Александр успевает замесить тесто для хлеба, который назавтра к обеду будет стоять на столах в монастырской трапезной, и вернуться обратно в храм, к братии.

– Вот от сих до сих я расчистил сегодня площадку, – инок Алипий, вытирая капли пота с мокрого лба и поправляя очки на переносице, показывает на солидный участок двора рядом с высокой поленницей. – Хотел успеть освободить место для техники: у нас будут закладывать канализацию, даже туда ее проведут, где ничего пока и вовсе нет, а только планируется…

Кроме насельников за всенощным бдением молятся всего трое мирян. Антониево-Дымский мужской монастырь пока избегает участи некоторых известных обителей, где мир, от которого бежит монах, сам приходит за монахом, постоянно напоминая о себе бесконечной чередой не только паломников, но и туристов. «А что нам еще надо? – задаются риторическим вопросом братия, кивая на разрушенные постройки вокруг Казанского собора – главного монастырского храма. – У нас для жизни всё есть!»

Долгая дорога в пустынь

– Антониево-Дымский монастырь – одна из лучших обителей Русской Православной Церкви! Это я вам не как клирик монастырского подворья говорю, а как человек, который пишет диссертацию о малых монастырях Русского Севера, – иерей Димитрий Пономарёв, штатный священник храма Покрова Пресвятой Богородицы на Боровой в Санкт-Петербурге, делится взглядами на современное русское монашество. – Я побывал, наверное, почти во всех монастырях европейской части России. И могу с уверенностью сказать: более подходящего места монаху, который хочет жить настоящей духовной жизнью, на самом деле не найти.

На автомобиле добраться в Антониево-Дымский монастырь из Петербурга несложно. С отцом Димитрием мы загрузились в старенький минивэн под управлением насельника монастыря монаха Паисия и двинулись в путь. «235 километров, 3 часа 56 минут в пути», – интернет-поисковик рассчитал мне время, которое понадобится, чтобы добраться до деревни Красный Броневик. Именно так называется населенный пункт, в котором «прописана» обитель. «Значит, – думаю, – к часу дня будем на месте». На самом деле, при прочих равных условиях можно управиться и часа за три, а то и за два с половиной. Но не в нашем случае. Во-первых, за рулем монах, монахи мыслями живут уже в вечности, и потому отношения со временем у них особенные: например, проезжая через Тихвин, отец Паисий устраивает нам небольшую обзорную экскурсию по городу, который он, даром что уроженец Вологодчины, знает как свои пять пальцев – ведь до Антониево-Дымской обители он жил в Тихвинском Богородичном Успенском монастыре. А во-вторых, по пути из города в обитель отец Паисий успевает исполнить несколько послушаний, возложенных на него игуменом монастыря Адрианом (Дементьевым): заехать в гипермаркет и купить рассаду для монастырской клумбы, приобрести вентилятор, заправить автомобиль, – и это, конечно, тоже требует времени. <…>

Самый веселый трудник

Антониево-Дымский монастырь спрятан от оживленной трассы на берегу Дымского озера, среди болот и смешанных лесов. Высокая влажность – и, как следствие, засилье гнуса и комаров…

– Да, вы приехали в самое благодатное для кровососов время, – навстречу нам выходит, широко улыбаясь, трудник Димитрий, – им сейчас раздолье. Но скоро пойдут стрекозы, и комаров поубавится: в сутки стрекоза съедает насекомых столько, что их вес превосходит ее собственный в несколько раз!

Димитрий – дальний родственник священномученика Илариона (Троицкого)

– Мой прадед, священник Иоанн Троицкий, приходился священномученику двоюродным братом. Священнический род Троицких был очень большим – в Тульской губернии служили, в Ярославской. А мой прадед незадолго перед революцией возвращался со всенощного бдения: темно, фонари не горят, запнулся о булыжник мостовой, упал и разбил себе коленку. Как следствие – туберкулез костей. Революцию прадед встретил уже больным, в постели. Такая у меня семья интересная. Ну а я… – Димитрий выдерживает недолгую паузу и со смехом выдает, – а я курю!

Димитрий, наверно, самый веселый человек в обители. Глядя на него, и не подумаешь, что за спиной у него трудная жизнь…

Основатель

– В нынешнем церковном календаре датой кончины Антония Дымского называется 1224 год. Тогда как во всех известных нам 35 списках его Жития (и в краткой, и в пространной редакции) указано, что он родился в 1206 году, обитель основал в 1243-м, а умер в 1273 году. 1224 год появился как попытка согласовать даты жизни преподобного Антония с датами жизни его учителя Варлаама Хутынского. В Житиях сказано, что преподобный Антоний был его сверстником. И когда Антоний возвращается из своего посольства в Византию, Варлаам Хутынский, уже будучи на смертном одре, передает ему монастырь как своему сверстнику. Это слово «сверстник» многих ввело в заблуждение, потому что в понимании современного человека сверстник – это равный возрастом. Архиепископ Филарет (Гумилевский) в 1860 году в своей книжке «Жития святых за январь» пишет в сноске, что Варлаам Хутынский родился в 1156 году. Антоний Дымский – его сверстник и, по Житию, прожил 67 лет; прибавим это к 1156 году и получим как раз 1224 год. Но в Житии также говорится, что жалованную грамоту на землю вокруг Дымского озера (для того чтобы появился монастырь, нужна земля и документ на нее) преподобному дал святой благоверный князь Александр Невский. Это повторяют все списки Жития Антония Дымского. Александр Невский родился в 1222 году. А если Антоний Дымский умер в 1224-м, как Александр Невский мог ему дать жалованную грамоту? Князю было тогда два года от роду. Я предлагаю вернуться к тому, что и прежде было записано во всех без исключения рукописных списках Жития преподобного Антония Дымского – он родился в 1206-м, а умер в 1273 году. Но проблема в том, что в таком случае придется пересмотреть и даты жизни Варлаама Хутынского, который, по всей видимости, преставился не в 1193-м, а в 1243 году. Кстати, церковное предание говорит, что он прожил 87 лет, и дата его кончины в 1243 году выглядит более правдоподобно.

Пространство обители

Главная святыня монастыря – мощи преподобного Антония Дымского, основателя обители. Они покоятся в Казанском храме, единственной на сегодняшний день действующей монастырской церкви. От братского корпуса (до революции это была гостиница для паломников) к высокой колокольне храма, сумевшей пережить эпоху забвения, ведут ступени, также сохранившиеся с тех давних времен. Эта лестница пролегала под парадными монастырскими воротами, выстроенными в стиле александровского классицизма. Здесь был центральный вход в обитель, обнесенную со всех сторон стеной, по четырем углам увенчанной двухъярусными башнями. Сегодня не осталось ни стен – лишь деревянный забор повторяет их контур, ни башен. Казанский храм тоже не дошел до наших дней в целости и сохранности: полуразрушенная колокольня – это, собственно, всё, что осталось от исторического соборного храма. К ней и пристроили монахи нашего времени храм, на кирпичах которого и сейчас видны нанесенные маркером имена сотен и сотен жертвователей, верующих, которые имели возможность внести только эту малую лепту для возрождения храма.

Монах с говорящей фамилией

В начале XXI века центральный въезд в монастырь находится совсем не там, где он располагался до революции. Первая постройка, которую видит вошедший, – домик привратника. Его делал монастырский плотник монах Павел. Фамилия у отца Павла говорящая – Плотников.

– Когда я семь лет назад поступал в обитель, тогдашний настоятель, игумен Игнатий (Бузин) (ныне епископ Армавирский и Лабинский. – Ред.) спросил, как меня зовут. «А, Плотников, – обрадовался он, – ну так и будешь у нас плотником». А ведь в роду у меня, действительно, немало плотницких дел мастеров.

Многое в обители – произведение рук отца Павла: от киотов икон в братских кельях до аналоя и иконостаса в храме. И лишь в келье самого мастера нет ни одного предмета мебели, который бы он сделал сам.

– Сапожник всегда без сапог, – смеется монах, показывая мне свое скромное обиталище.

Кровать, стол, тумбочка, пара табуреток. У стены – гладильная доска. Кровать огорожена небольшой ширмой, и от этого у дверей получается некоторое подобие прихожей. На тумбочке фотография улыбающейся женщины с детьми. Оказалось, это дочка и внуки отца Павла.

– Они у меня молодцы! – с любовью глядя на снимок, говорит он. – Дочь несколько языков знает, внучка рисует. Навещают меня иногда.

Граница внутри и снаружи

Всей братии в обители 13 человек: игумен, один иеромонах, два иеродиакона, пять монахов, инок и три послушника. Это много по меркам сегодняшних дней, особенно для малых монастырей, таких как Антониево-Дымский. «Секрет успеха» кроется в том, что здесь стараются выстроить подобающую монашескую общину, ставя на первое место духовную жизнь братии.

– Знакомы вам истории про то, как некогда тихая уединенная обитель с приходом крупных спонсоров превращалась в туристический центр? – спрашивает игумен монастыря Адриан (Дементьев). – Мы этого побаиваемся. Не подумайте, что я не хочу восстанавливать монастырь из руин, мы это делаем в меру сил и возможностей, – но прежде нужно создать для братии все условия, чтобы они могли вести уединенную, отделенную от внешнего мира жизнь, научились и полюбили это ко времени, когда монастырский комплекс будет восстановлен и паломников станет намного больше. Иначе в чем тогда смысл быть монахом? Получится тот же мирянин, только в других одеждах.

Границу между монахами и миром очень важно уметь провести не только по территории обители – например, полностью ограничив доступ паломников к братскому корпусу и внутренней жизни монастыря, оставив для них доступными храм со святынями, – но и в душе самих насельников, что гораздо труднее. Отчасти и из этих соображений в Антониево-Дымском монастыре разработали свой внутренний устав – опыт, уникальный для наших дней.

– За основу мы взяли Устав Троице-Сергиевой лавры и «Положение о монастырях и монашествующих», принятое Русской Православной Церковью в конце 2017 года, – рассказывает игумен Адриан. – Мы прописали многие моменты, которые не учтены в «Положении» (потому что это общий документ, составленный для всех монастырей России), и которых нет в Лаврском уставе, принятом еще в 1959 году, но есть в жизни Дымской обители. Приведу пример. Сегодня практически у каждого в кармане есть мобильный телефон – а там интернет, мессенджеры. Получается, человек ушел в монастырь, а на самом деле всегда на связи с миром. И мы прописали в своем уставе, который ориентирует человека к монашеской жизни, что пребывание в монастыре не предполагает пользование интернетом и мобильной связью. Это может быть разрешено, например, для учащихся в духовных школах или по какой-то иной надобности, но с благословения игумена, и будет организовано, допустим, в библиотеке монастыря. Однако я не сторонник принудительных мер: монах должен сам прийти к тому, чтобы перестать пользоваться телефоном и компьютером. Этот выбор добровольный, но притом необходимый: монах не порвет с миром, если мир у него «в кармане». Время общения с миром монах должен сокращать, а с Богом – увеличивать. Пусть каждый новоприбывающий к нам ознакомится с Уставом, и если он готов жить по таким правилам – добро пожаловать.

Знакомство с экономом

Иеродиакон Никон (Кожевников) – с виду самый суровый насельник. И это правильно, ведь эконом в обители – то же самое, что исполнительный директор на предприятии, в его руках сосредоточено непосредственное управление всей материальной жизнью монастыря. Он – помощник игумена в хозяйственной деятельности обители. Контролировать приходится всё – от процесса заготовки дров до прокладки водопровода. А еще отец Никон – тот, кто обычно первым беседует с человеком, желающим потрудиться в монастыре, стать послушником.

– Представление о монашеской жизни сформировано по книгам, картинкам или фильмам, – говорит отец Никон. – На самом деле она много тяжелее этих пасторальных описаний. Об этом надо сразу предупреждать: если ты бежишь к нам от проблем, то у тебя ничего не получится в монастыре. Лучше даже не пытаться – а то хуже будет. А кто виноват окажется? Господь?! Потому что прежние нерешенные проблемы здесь тебя найдут обязательно, и будет еще пуще, чем в миру. Приходилось отсылать некоторых насельников обратно домой – люди не справлялись, провоцировали конфликты с братией. Монастырь – ковчег спасения, малый коллектив, поэтому бывает и так, что от некоторых разногласий никуда не деться. Нужно большое терпение!

Отец Антоний

В Антониево-Дымском монастыре два священника – игумен обители Адриан (Дементьев) и иеромонах Антоний (Броваренко) – казначей.

Отец Антоний совершенно лишен рисовки, удивительно прост и прям в общении. Впрочем, так можно сказать о большинстве здешних насельников, но отец Антоний выделяется даже на их фоне. Основное его послушание – работа на монастырской ферме. Бóльшую часть своей жизни он проводит в компании коров, кур и гусей, отлучаясь из хлева только в храм на богослужения, в келью на сон и в трапезную на обед и ужин. Впрочем, последнее не всегда верно: бывает, что и обедает отец Антоний тут же, на рабочем месте. Иногда он здесь даже спит – в небольшой отгороженной каморке с холодильником, столом и старым сервантом, в котором за стеклом хранятся самые разнообразные ветеринарные препараты.

Монашеский путь отца Антония начинался со Свято-Троицкой Сергиевой Приморской пустыни в Стрельне (Санкт-Петербург). Благочинным там служил нынешний владыка Армавирский и Лабинский, а тогда иеромонах Игнатий (Бузин). Вместе с ним и еще одним монахом отец Антоний проделал путь из Сергиевой пустыни сначала на подворье Коневского монастыря в Приозерске, где был пострижен в мантию, а затем в Тихвинский Успенский монастырь, к которому тогда в качестве скита был приписан Антониево-Дымский.

– Когда Дымский монастырь стал самостоятельным, отца Игнатия поставили игуменом, – рассказывает он. – До этого скитом управлял иеромонах Никита, он, кстати, потом в мир ушел, женат, дети. Бывает и так в монашеской жизни, чего ж скрывать. Мое мнение такое, что большинство расстриг просто слишком рано приняли постриг, им бы подольше побыть послушниками, побольше времени иметь на размышления.

Кстати, коровы у отца Антония удивительно чистые, вымытые, ни в одном хозяйстве я не встречал таких ухоженных буренок.

– Ну а почему они должны быть грязными? – удивляется монах. – Мы ведь их любим.

Два разных пути

В Антониево-Дымском монастыре заведена такая традиция: каждый день за обедом игумен Адриан собственноручно разливает братии суп по тарелкам. Это одна из форм служения игумена насельникам – следование Христовой заповеди Больший из вас да будет вам слуга (Мф. 23:11).

– Как посторонний наблюдатель, я замечаю одно большое отличие в устроении жизни этого монастыря от многих других обителей. Это простота в отношениях, – говорит священник монастырского подворья в Петербурге иерей Димитрий Пономарёв, – ни в коем случае не панибратство, но – простота, сердечность. Скажу даже, что дымского монаха сразу видно: всё очень естественно.

У каждого из насельников своя история прихода в монастырь. Игумен Адриан, например, рассказывает, что его путь к монашеству был довольно ровным, спокойным. Родом из простой рабочей семьи, он учился в обычной средней школе, играл на гитаре в музыкальной группе. Затем стал читать Евангелие на заре возрождения Церкви в начале 1990-х, тогда же и начал ходить в храм – первым откровением о существовании иных смыслов стало посещение со школьным другом Александро-Невской лавры, где товарищ приложился к иконе, что немало удивило будущего игумена. Еще в школе отец Адриан начал посещать богослужения, поступил в Институт богословия и философии, откуда его забрали в армию, потому что институт отсрочки не давал. После армии – работа отделочником квартир. В 1998 году игумен Лукиан (Куценко), ныне архиепископ Благовещенский и Тындинский, пригласил его на два месяца потрудиться в монастырь преподобного Александра Свирского… Два месяца превратились в двадцать лет.

Иеромонах Антоний, наоборот, говорит, что в юности жил жизнью, максимально далекой от веры. Некоторых его друзей из той поры уже нет в живых – умерли от наркотиков. По образованию он инженер-электрик, или, как шутит сам, «инженер минус электрик». Крестился в 1994 году «из соображений безопасности»: чтобы «какая беда не случилась». И лишь через год после этого события решил почитать Библию – надо же знать, что там написано.

– Понимания написанного не пришло, но в подсознании что-то отложилось. А уже затем я услышал у друга радио «Радонеж» и решил почитать что-нибудь о православии.

Сначала Павел (имя отца Антония в миру) хотел купить в церковной лавке «Лествицу», но её не было, и он приобрел «Маргарит духовный».

– Тогда-то я и понял: монашество – это мое.

Из спорта в монахи

А благочинный Антониево-Дымского монастыря иеродиакон Александр (Семак) понял, что монашество – это его, когда приехал по благословению протоиерея Николая Беляева из Иоанновского ставропигиального монастыря на Карповке потрудиться в Антониево-Дымский.

Отец Александр – наверное, самый скромный насельник монастыря. Историю своей жизни он описывает общими фразами, будто не хочет, чтобы воспоминания о прошлом вторгались в его нынешнюю монашескую жизнь. Родился он в Воронеже, учился в Москве, потом профессионально занимался спортом. Однажды друзья попросили его стать крестным их ребенку – и так, оказавшись в храме, будущий монах захотел вернуться под его своды еще раз.

– Самое главное в монашеской жизни – это, действительно, терпение. Его нужно здесь не воз, а целый обоз. Но еще важнее – желание служить Богу и духовно возрастать. Без этого даже терпение не поможет, – говорит отец Александр.

Отец Александр – также и монастырский повар. Каждый день он, когда в одиночку, когда с помощниками, умудряется досыта и вкусно кормить братию. Непростая задача. С ней он справляется на отлично. А неизменные на столе малосольные монастырские огурцы и вовсе бесподобны. И еще он печет просфоры и хлеб.

– Так что история у меня самая что ни на есть простая, – скромно подытоживает рассказ этот замечательный монах, не очень-то желая тиражировать публично подробности своей жизни.

Вот мы и не станем этого делать.

Первый храм Антония Дымского

Игумен Адриан рассказывает, какие восстановительные работы он хотел бы провести в первую очередь:

– Перво-наперво нужно достроить соборный храм. Службы-то идут пока только в нижнем Казанском храме. Когда завершим все работы на втором этаже, Казанским станет тот, верхний храм, а нижний – храмом преподобного Антония Дымского.

Кстати, в России пока нет ни одного храма в честь этого святого. Чтобы идея игумена претворилась в жизнь, надо освоить огромный фронт работ – например, перенести в другое место храмовую лавку, чтобы сделать на ее месте лестницу в верхний храм, но прежде возвести пять куполов, отремонтировать колокольню и крышу. Этим уже начали заниматься.

Не бывший, но действующий

И все-таки монастырь – это, прежде всего, не стены, и даже не храм, а люди, которые придают таким постройкам смысл. Чем еще совсем недавно были эти стены без монахов? Школой трактористов, психиатрической больницей, складом, санаторием-профилакторием. И слово «монастырь» в отношении этого места можно было употреблять, только добавляя к нему «бывший». Теперь в этих стенах снова молятся. Здесь снова – монастырь. Игумен Адриан, отцы Антоний, Никон и Александр, остальные монахи, иноки и послушники – вот те люди, которые возвращают стенам их первоначальный смысл, переводя монастырь из категории «бывший» в категорию «действующий».

Вскоре после первой публикации статьи, 9 сентября 2018 года, Преосвященнейший Мстислав, епископ Тихвинский и Лодейнопольский, рукоположил насельника Антониево-Дымского мужского монастыря иеродиакона Александра (Семака) во иеромонаха. – Примеч. редакции сайта «Монастырский вестник».

Евгений Перевалов

Фото: Станислав Марченко. Также публикуются фото с сайта монастыря

Публикуется с сокращениями

Подул ветер, бодростью умыл щеки, пробежался по березовым кудряшкам и они, ласкаясь, зашептали ему что-то, потрепал игриво траву, цветы полевые, защекотали нежные, такие уютные запахи, вспорхнула птица, потом минуту длилось еще ожидание, и опять все затихло, убаюкиваясь жарким дыханием июльского солнца.

Мы остановились и долго-долго, как чудесную музыку, слушали шуршанье листьев и, пожмуриваясь, улыбались друг другу. Три дня мы шли по тайге со скрипучими корягами-елками, скрывавшими свою дряхлость под лишайниками и мхами, не видели ни одной птицы, вязли в болотах, с опаской оглядываясь на темно-коричневую жижу, тыкали в нее посохом, и она злобно бурлила, издавая зловония. А после этих болот от усталости мы валились на первое лежащее дерево и выливали из сапог вонь-водицу, выжимали носки и шли дальше и дальше, по дороге, но наугад, ведь в карте то ее и указано не было. Мрачная тишина обнимала лес и его пленников.

Мы шли по звериным следам: то медвежьим, то лосиным, то еще каким-то неизвестным, но ни звука, ни души живой нам не встречалось, только комары заботливо провожали нас от начала до конца, отставая и присоединяясь, вились и зудели, ничуть не смущаясь противомоскитными мазями. Сама дорога была мягкой, мшистой периной, а под ней вода, идешь словно цапля, высоко поднимаешь ноги, а эта зелень держит их будто, еле вырвешься. Вокруг мрачно и темно среди еловых скелетов, одно утешение – черничники под ногами, но особо не понагибаешься, с рюкзаками то. Так идешь, а далеко-далеко просвет за деревьями, солнышко выглядывает, думаешь на полянке и отдохну, идешь -идешь, еле волочишь мокрые свои ноги, вот и просвет, совсем рядом, дошли, смотрим, а там солнышко в болоте отражается, гнилушки освещает, от уныния такого так бы и остался, а нельзя, надо болото пройти, а там уж и отдохнем: вот так и шли.

Позади три ночевки: две на твердой земле, у быстрых речушек, чтоб умыться и хоть суп сварить, а одна ночевка прямо среди болот, стемнело быстро, в лесу же, а вокруг глубь-трясина, ступить опасно, так и заночевали, где посуше было, тут уж не до супа, и костер то от такой мокроты не развести. И вот несколько километров – и мы на настоящей поляне, среди цветов, деревьев, которые уже повыше, летают насекомые разные, жужжат, жизнь вокруг и хорошо так, что не один ты человек: Чуем мы по свежести, что уже не далеко озеро, все мысли о том, какое оно теперь. Смотрим по карте – “ничего себе”, 27 км в длину, знаем уже, что рыбное, об этом нам еще в поезде говорили, даже удочку подарили. Но это не то все, какое Кожеозеро по сути своей, по замыслу Божьему? Что помнит оно, что сохранилось на нем, что забылось? Какие люди живут? Думаешь так, и все картинки древние мелькают, будто в тумане сказочном, а там чудо-остров, вокруг барашки от волн, ветер носится, и келейка маленькая, мхом утыканная для тепла, и старец с бородой серебряной пред иконой строгой, освещенной лучинкой, Нифонт по постригу: Вдруг стук, голос человеческий, или померещилось, молитву кто-то творит: “Молитвами святых отец наших, Господи, Иисусе Христе, помилуй нас”, значит не наваждение, взаправду какой православный забрел, только говор какой-то незнакомый. “Аминь”.

Отворил: и приобрел себе брата и сподвижника. Назвался путник Сергием, а раньше татарином был пленным, самим мурзой Туртасом Гравировичем, как Казань то взяли. Потом крестился, у боярина Плещеева жил и в вере христианской наставлялся. Так это ж не боярские хоромы – остров пустынный, из еды коренья только, даже рыбы решили не вкушать, а из посетителей – зверей ли диких опасность какая принесет, да разве что птицы, а еще демоны смущают. Какая жизнь, а ничего, вытерпел, молил все постричь его, вот Нифонт и постриг, Серапионом назвал.

Серапион Кожеозерский. А потом Нифонт умер, ко Господу отошел. Тогда Серапион отправился в Москву, к самому царю – чтоб монастырь устроить, а как Феодор Иоаннович землю дал, да иноки собрались, стала братия лес расчищать да храмы строить. Воздвигли один в честь Святого Богоявления, другой в честь святителя Николая. Так и окрестили поселение свое Богоявленский Кожеозерский монастырь. Шли годы трудов и молитв, Серапион совсем состарился и побелел, озерный ветер и время изрисовали его лик морщинками-лучиками, собирались ученики. Самый смышленый из них – Авраамий, который и будет потом игуменом, дивно служит в монастырском храме, а потом придет, благодатный такой, после литургии к нему в келейку, возьмет смиренно благословение и все ладошку сухонькую его держит – учителя своего, отпустить боится. Но да каждому свое время, пришло оно и к Серапиону – покинул земные обители Кожеозерский строитель, в Небесные обители приняли преподобного.

А монастырь все рос, ни сколько землями, сколько подвижниками, и не диво ли – жизнь свою в такую глухомань запрятать, а все ведь новые иноки приходят в обитель. Так пришел к преподобному Авраамию дивный монах Никодим. Родился он в селе Иваньково, что под Ростовом.

Как все ребята и со скотом управлялся, и в поле работал, а все же особенный был, видение одно помнил, как будто зовет его кто-то: “Никодим! Никодим!”, а он тогда еще Никитой бегал.

А потом юродивый один, как встретит его, так и обзовет “Хузъюгским пустынником”. А что это и где, кому ведомо? Так и запоминал Никита все это, и как родители то его умерли, поступил в монастырь Чудов. Хороший монастырь, благолепный, только столичный да и богатый для него слишком. Прожил он там 11 лет, а потом на север пошел, в Архангельский край, тут встретилось ему Кожеозеро. Но даже там было ему тесно, просила душа пустыни, чащи лесной, и нашел он такую пустыню на реке Хузъюге в 5 верстах от Кожеозера. Пришел, помолился, келейку поставил и прожил в ней, малюсенькой, 35 лет. Птица ли пролетала, зверь ли не боясь спешил по своим делам через “скит” преподобного, человек ли какой по нужде забрел – все видели Никодима только на молитве. Олени вокруг него собирались, а как станет он молиться, и польются слезы, и ланиты старческие просветятся каким-то теплым светом, то и они неразумные преклонят свои головы и тихо стоят так, будто молятся или думают о чем-то важном-важном.

Потом люди узнали, что лечит Никодим болезни: только попросит у Бога и поправится человек, хоть всю жизнь мучался и никакие травки не помогали.

Но и его не долго на земле славили люди – в назначенный срок сверкая ангельскими одеждами пришли к Никодиму два светоносных мужа: святитель Московский Алексий и преподобный Дионисий Радонежский – взяли его под руки и отвели ко Господу:

Но не больше двух веков блистала Кожеозерская обитель, где даже патриарх Никон пребывал некоторое время игуменом (а он превратил Кожеостров в полуостров, соединив с берегом земляной дамбой). Вскоре различные неустройства и особенно пожары привели монастырь в запустение. В 1758 году обитель приписали к Спасо-Преображенскому монастырю, а по учереждении штатов в 1764 вовсе упразднили в простой приход, да и тот потом приписали к прилуцкому приходу. Казалось, пропал монастырь, но нет, в середине XIX века его вновь возобновили по приказу Святейшего Синода, и целью его возобновления была борьба с расколом, таким свободным на севере. Так Кожеозерская обитель стала оплотом православия в Онежском, Пудожском и Каргопольском уездах.

А вот после революции, так же, как и другие обители, Кожеозерский монастырь перенес много испытаний и прославился мучениками. В 1918 в монастырь вошли красные. Игумена Арсения и часть братии большевики убили, заколов штыками. Но прошло несколько дней – и вдруг раздались орудийные залпы с берега, это части белой армии стали отбивать монастырь. Доныне видны в храмах и строениях монастырских пробоины той беспутной войны. Красноармейцев всех расстреляли, а остатки братии ушли с белой армией за границу.

Потом на месте монастыря была коммуна, и славно жила она здесь, пока не проела все монастырские запасы. Затем разместился тут поселок ссыльных – Кожпоселок, все так же и обозначенный на карте, но уже как “(нежил)”. В одном из дорожных болот все еще возвышается одинокий электрический столб – памятник той жизни. В 1954 году расформировали и Кожпоселок.

С того времени на Кожеострове лишь время от времени жили лесники. Затихла здесь жизнь, растворились над озером молитвы, смолкли хозяйские беседы, уже ни колокола, ни радиоприемники не пугали эту тишину, только старые волны по привычке умывали берег и мчались куда-то далеко, туда где на горизонте просвет между деревьями и не понятно уже где кончается это синее святое озеро и начинается Небо:

Однажды, в 1998 году, пришли в монастырь из Оптиной пустыни двое монахов и послушник с ними. Хотели здесь остаться – жили же здесь как-то раньше. Только столько скорбей выпало на их долю, что не выдержали монахи, ушли. А послушник то остался. Так и живёт там до сих пор, только не послушник он уже, а отец настоятель – иеромонах Михей. Это по званию, а по жизни сам себе батюшка настоятель, сам и священник, и послушник и простой трудник, трудяга то есть. Из года в год приходят в обитель монашествующие, привлекает их житие уединенное, удалённостью от суеты мирской. Только разве проживешь здесь: без света, без тепла, без продуктов, до первого жилого места 84 км: Вот и выдерживали дни, месяц, ну несколько месяцев. А отец Михей все живет – подвизается. Один он и службу служит: как проснется так и служба, и часы ни к чему, служит размеренно величественно, а поет как: только вот слушателей то у него нет, камушки только древние, да лики на простых, бумажных иконах, с того мира ему и подпевают. Один он и хозяйство ведет, – две лошадки у него, кормить надо, вот и заготавливает сено на зиму, а еще рубит дрова, рыбу солит, за огородом присматривает. Диво, что один он монастырь восстанавливает: вот в Тихвинском храме уже потолок настелил, окошки вставил, алтарную преграду соорудил, колокольчики повесил на звонницу. Недавно стали работать монастыре плотники. Вот как дело было. Приехал прошлым летом в гости к батюшке схимник один, из Троице-Сергиевой Лавры, и так понравилось ему, что запросился он остаться, а жил то на сеновале, все святых отцов читал да молился. Вот дал он батюшке денег и просил келью ему соорудить. Так и пришли в монастырь работники: стучат топорами, день за днем растет монашеская избушка. К чести сказать, мы были первыми монастырскими паломниками со времен революции. Батюшка так обрадовался, и совсем не знал что с нами делать, принимал как самых близких гостей. Послушанье дал для удовольствия – еду готовить. А что готовить то?

Хлеба в монастыре никакого нет, печь надо, да когда? К тому же все мы люди городские, батюшка ведь тоже из Москвы. Вот крупу кто-то пожертвовал. Зато сколько рыбы: сиги, налимы, двухкилограммовые окуни и еще вкуснейшие ряпусы (у нас – жареные, а у местных копченые).

Готовим на печке, нам это в диковинку, и все кажется вкусным. Уху едим на завтрак, на обед и ужин, а до сих пор не наелись. Еще просил батюшка малинки собрать для зимней простуды – зимы то ого-го, 40 градусов. А малинка эта по острову растет, по горкам, на солнышке греется, набрали ее много, сварили 2,5 литра варенья, а потом 1,5 литра и съели за разговорами. Батюшка с нами как с детьми малыми носился, вот на Илью пророка заказали мы батюшке службу, попросили послужить литургию. А для службы такой просфоры нужны, а когда их печь? А главное как? Пол дня и пол ночи их месили, потом они поднимались, потом пеклись, уф! И все это в полутьме, только тоненькая свечка мерцает. Зато на трапезе у нас лампадное освещение, батюшка покропит еду и нас святой водой, молитовки почитает, и мы берем щербатые миски и алюминивые ложки, придвигаемся к кастрюле с ухой и хлюпаем так аппетитно горяченным варевом. А ведь батюшке понравилось как мы готовим, “Три года, – говорит, – так не ел”, да и когда ему готовить то себе. С батюшкой разговариваем долго-долго, далеко уж за полночь, светать стало – ночи то короткие, говорит он и заглядишься на него случайно, думаешь – есть на Руси особая монашеская красота. Скромна она, а в этом сила ее. Русые локоны запрятанные под воротник, глубокие глаза, а долу опущены, прячется красота, и чем больше прячется, тем красивее.

Чудно, а ведь правда, нет в мире такой красоты, только в монастыре есть, где труды нечеловеческие, где и еда не та, и баня редкость, и не до сна тут, а в силе этой Господа ради любви все терпеть великая красота уже того мира, которая лицо и обыденное преображает.

И в разговоре эта красота есть: и голос по-другому льется, и слова другие, и чувствуешь, что есть сила у него так говорить, потому и уважают все, даже совсем чужие лесники и охотники, которые о Боге и слышать не хотят, а силе этой покорны и слушают.

Когда уходили мы – кланялись мощам преподобных Серапиона и Авраамия, похороненных под спудом уже несуществующей часовни – теперь это заросли иван-чая. Батюшка нас провожал, но уже по другой дороге. Перевез на моторке через Кожеозеро, потом через другое – Плоское, где водица чистейшая как в кружке серебряной Небесного Царя застыла. Потом шел с нами по лесу, и ел горстями чернику, когда мы запаздывали, потом по болотам, и подкармливал на привалах копченой рыбкой, чтоб не очень то унывали даже с мокрыми ногами. Так вышли мы к порубам, и именно он легко договорился с водителем супермаза довезти нас до железной дороги. В поезд мы тоже вошли вместе, еле попрощались, и сразу уснули от стольких впечатлений. А когда проснулись, батюшка уже вышел, и стало чего-то не хватать. И подумалось вроде бы столько впечатлений, такие геройства пережили, природу какую видели, древние храмы, озеро, а все это без батюшки не то, только с человеком, таким человеком все поукрасилось и смысл обрело.

P.S.: Летели деньки-недели, больше месяца уже прошло после нашей поездки, как вдруг в один из осенних вечеров телефон разразился поздним звонком. В трубке отозвался знакомый застенчивый голос. Это батюшка звонил из Онеги, от знакомых, спросить, как мы добрались, всё ли у нас в порядке. Рассказал он и о чуде, явленном в монастыре 14 августа. Ночью двое рабочих (неверующие) видели яркий столп света, выходящий из земли на том месте, где покоятся под спудом мощи прп. Никодима Кожеезерского. Так явил Господь знак Своего благоволения к возрождению затерянной средь тайги и болот древней обители…

Снова спросили мы отца Михея, нужно ли что-нибудь монастырю, может, не достает чего-нибудь? Всё есть, – последовал ответ. Как и прежде, не хватает одного – человеческих рук. Батюшке одному нелегко. Так что тот, кто хотел бы соприкоснуться с живым подвижническим бытом, вдали от любой цивилизации, знает, где есть место, в котором он нужен.

Как добраться?

Существует несколько вариантов. Можно ехать на Архангельском поезде до станции Порог или Вонгуда, оттуда добраться до Шомокши (на катере/лодке – летом, на снегоходе – зимой), а от Шомокши – уже до монастыря (дрезина/лесовоз/вездеход и пешком – летом, снегоход – зимой; у местных жителей техника в изобилии и берут они за провоз обычно не очень дорого).

Либо из Москвы до Вологды, из Вологды на Мурманской электричке до ст. Нименьга. От Нименьги каждое утро ходит вахтовка (автобус с лесорубами) до Нименгской вахты. А от вахты тропа идёт до самого монастыря – самый краткий путь, если пешком (30 км).

Первым вариантом мы добирались в монастырь, вторым – возвращались. Можно также от Порога добраться до посёлка Усть-Кожа, оттуда недалеко идёт старая монастырская дорога, она наиболее удобная для хотьбы, но и наиболее длинна – 80 км, причём в одном месте надо перебираться через реку Кожу.

И если вдруг кто-то из братьев возжелает во славу Божию и во спасение души потрудиться немного на восстановлении северной святыни, несомненно, милость Божия и заступничество преподобных отец Кожеозерских поможет и сохранит на пути в эту дальнюю обитель, как сохраняло нас.

Где насельники - там и монастырь. Нет, не так: монахи бывают и вне монастыря. Где храм и кельи - там монастырь. Тоже не то: бывают стены и без монахов. Где монахи живут в уединении, молятся, трудятся, служат Богу - вот там монастырь. Наверное, так. На берегу Дымского озера подвизаются 13 человек. Они молятся, трудятся, служат Богу - возвращают собору и другим возведенным здесь стенам их исконный смысл. Туда мы и отправились.

МОНАСТЫРСКИЕ ЗАРИСОВКИ

Грань между трудом и молитвой в монастыре весьма условна. Труд монахов, каждого на своем месте по отдельности, сменяет совместная молитва за богослужением. Индивидуальному труду же сопутствует молитва личная. Молитва - первая обязанность монаха, а труд по послушанию - важнейшая монашеская добродетель. «Хвалите имя Господне, хвалите, раби Господа, хвалите имя Господне, хвалите, рабы, Господа, стоящии во храме Господни, во дворех дому Бога нашего»… Пока читают кафизмы, иеродиакон Александр успевает замесить тесто для хлеба, который назавтра к обеду будет стоять на столах в монастырской трапезной, и вернуться обратно в храм, к братии.

Вот от сих до сих я расчистил сегодня площадку, - инок Алипий, вытирая капли пота с мокрого лба и поправляя очки на переносице, показывает на солидный участок двора рядом с высокой поленницей. - Хотел успеть освободить место для техники: у нас будут закладывать канализацию, даже туда её проведут, где ничего пока и вовсе нет, а только планируется.

Кроме насельников обители за Всенощным бдением молятся всего трое мирян. пока избегает участи некоторых известных и «раскрученных» обителей, где мир, от которого бежит монах, самприходит за монахом, постоянно напоминая о себе бесконечной чередой не только паломников, но и туристов. «А что нам еще надо? - задаются риторическим вопросом братья, кивая на разрушенные постройки вокруг главного монастырского храма, Казанского собора. - У нас для жизни всё есть!».

ДОЛГАЯ ДОРОГА В ПУСТЫНЬ

Антониево-Дымский монастырь - одна из лучших обителей Русской Православной Церкви! Это я вам не как клирик монастырского подворья говорю, а как человек, который пишет диссертацию о малых монастырях Русского Севера, - иерей Димитрий Пономарёв, штатный священник храма Покрова Пресвятой Богородицы на Боровой, делится взглядами на современное русское монашество. - Я побывал, наверное, почти во всех монастырях европейской части России. И могу с уверенностью сказать - более подходящего места монаху, который хочет жить настоящей духовной жизнью, на самом деле не найти.

На автомобиле добраться в Антониево-Дымский монастырь из Петербурга несложно. С отцом Димитрием мы загрузились в старенький минивэн под управлением насельника монастыря монаха Паисия и двинулись в путь. «235 километров, 3 часа 56 минут в пути», - интернет-поисковик рассчитал мне время, которое понадобится, чтобы добраться до деревни Красный Броневик. Именно так называется населенный пункт, в котором «прописана» обитель. «Значит, - думаю, - к часу дня будем на месте». На самом деле, при прочих равных условиях можно управиться и часа за три, а то и за два с половиной. Но не в нашем случае. Во-первых, за рулем монах, монахи мыслями живут уже в Вечности, и потому отношения со временем у них особенные: например, проезжая через Тихвин, отец Паисий устраивает нам небольшую обзорную экскурсию по городу, который он, даром что уроженец Вологодчины, знает как свои пять пальцев - ведьдо Антониево-Дымской обители он жил в Тихвинском Богородичном Успенском монастыре. А во-вторых, по пути из города в обитель отец Паисий успевает исполнить несколько послушаний, возложенных на него игуменом монастыря : заехать в гипермаркет и купить рассаду для монастырской клумбы, приобрести вентилятор, заправить автомобиль, - и это, конечно, тоже требует времени.

ВСТРЕЧА В ПУТИ

Минивэн тормозит рядом с припаркованным на обочине большегрузом. Отец Паисий выходит навстречу широкоплечему водителю фуры, прогуливающемуся перед кабиной грузовика.

Отец Паисий!

Человек в черном подряснике обнимает человека в полосатой майке. На шее у дальнобойщика висит на шнурке пуля, которая не попала в грудь воина, так как застряла в бронежилете - в Чеченскую войну.

Дальнобойщик Захар давно знает отца Паисия и остальных дымских насельников, но монах отказался поведать историю их знакомства: «Тайна сия велика есть», - уклончиво ответил отец Паисий.

Захар едет из Челябинска. Как раз сегодня он собирался завернуть в Антониево-Дымский монастырь, но у его товарища сломалась машина, и теперь Захар вынужден на буксире тащить его крупногабаритного «американца» дальше, в Череповец.

Давай, Захар, с Богом. Я позвоню!

До связи, отец Паисий! - монах и бывший воин, а теперь водитель фуры, сердечно обнялись на прощанье.

В обитель мы прибыли ближе к вечеру.

САМЫЙ ВЕСЕЛЫЙ ТРУДНИК

Антониево-Дымский монастырь спрятан от оживленной трассы на берегу Дымского озера, среди болот и смешанных лесов. Высокая влажность - и, как следствие, засилье гнуса и комаров. Голодные, жадные, они слетаются на человека целыми эскадрильями. Пришлось весь этот жаркий день проходить в куртке, но даже она не оказалась для насекомых непреодолимой преградой.

Да, вы приехали в самое благодатное для кровососов время, - навстречу нам выходит, широко улыбаясь, трудник Димитрий, - им сейчас раздолье. Но скоро пойдут стрекозы, и комаров поубавится: в сутки стрекоза съедает насекомыхстолько, что их вес превосходит её собственный в несколько раз!

Димитрий рассказывает, что он - дальний родственник священномученика Илариона (Троицкого):

Мой прадед, священник Иоанн Троицкий, приходился священномученику двоюродным братом. Священнический род Троицких был очень большим - в Тульской губернии служили, в Ярославской. А мой прадед незадолго перед революцией возвращался со Всенощного бдения, темно, фонари не горят, запнулся о булыжник мостовой, упал и разбил себе коленку. Как следствие - туберкулез костей. Революцию прадед встретил уже больным, в постели. Такая у меня семья интересная. Ну а я… - Димитрий выдерживает недолгую паузу и со смехом выдает, - а я курю!

Димитрий, наверно, самый веселый насельник в обители. Глядя на него, и не подумаешь, что за спиной у человека - трудная жизнь…

Иерей Димитрий Пономарёв, кандидат богословия, автор двух монографий о жизни преподобного Антония Дымского и истории созданного им монастыря, защитил диссертацию об истории Антониево-Дымского монастыря:

- В нынешнем церковном календаре датой кончины Антония Дымского называется 1224 год. Тогда как во всех известных нам 35 списках его жития (и в краткой, и в пространной редакции) указано, что он родился в 1206 году, обитель основал в 1243-м, а умер в 1273 году. 1224 год появился как попытка согласовать даты жизни преподобного Антония с датами жизни его учителя Варлаама Хутынского. В житиях сказано, что преподобный Антоний был его сверстником. И когда Антоний возвращается из своего посольства в Византию, Варлаам Хутынский, уже будучи на смертном одре, передает ему монастырь как своему сверстнику. Это слово «сверстник» многих ввело в заблуждение, потому что в понимании современного человека сверстник - это равный возрастом. И потому архиепископ Филарет (Гумилевский) в 1860 году в своей книжке «жития святых за январь» пишет в сноске, что варлаам хутынский родился в 1156 году. Антоний Дымский - его сверстник и, по житию, прожил 67 лет; прибавим это к 1156 году и получим как раз 1224 год. Но в житии также говорится, что жалованную грамоту на землю вокруг Дымского озера (для того чтобы появился монастырь, нужна земля и документ на нее) преподобному дал святой благоверный князь Александр Невский. Это повторяют все списки жития Антония Дымского. Александр Невский родился в 1222 году. А если Антоний Дымский умер в 1224-м, как Александр Невский мог ему дать жалованную грамоту? Князю было тогда два года от роду. Я предлагаю вернуться к тому, что и прежде было записано во всех без исключения рукописных списках жития преподобного Антония Дымского - он родился в 1206-м, а умер в 1273 году. Но проблема в том, что в таком случае придется пересмотреть и даты жизни Варлаама Хутынского, который, по всей видимости, преставился не в 1193-м, а в 1243 году. Кстати, церковное предание говорит, что он прожил 87 лет, и дата его кончины в 1243 году выглядит более правдоподобно.

ПРОСТРАНСТВО ОБИТЕЛИ

Главная святыня монастыря - мощи преподобного Антония Дымского, основателя обители. Они покоятся в Казанском храме, единственной на сегодняшний день действующей монастырской церкви. От братского корпуса (до революции это была гостиница для паломников) к высокой колокольне храма, сумевшей пережить эпоху забвения, ведут ступени, также сохранившиеся с тех давних времен. Эта лестница пролегала под парадными монастырскими воротами, выстроенными в стиле александровского классицизма. Здесь был центральный вход в обитель, обнесенную со всех сторон стеной, по четырем углам увенчанной двухъярусными башнями. Сегодня не осталось ни стен - лишь деревянный забор повторяет их контур, ни башен. Казанский храм тоже не дошел до наших дней в целости и сохранности: полуразрушенная колокольня - это, собственно, всё, что осталось от исторического соборного храма. К ней и пристроили монахи нашего времени храм, на кирпичах которого и сейчас видны нанесенные маркером имена сотен и сотен жертвователей, верующих, которые имели возможность внести только эту малую лепту для возрождения храма.

МОНАХ С ГОВОРЯЩЕЙ ФАМИЛИЕЙ

В начале XXI века центральный въезд в монастырь находится совсем не там, где он располагался до революции. Первая постройка, которую видит вошедший, - домик привратника. Его делал монастырский плотник монах Павел. Фамилия у отца Павла говорящая - Плотников.

Когда я семь лет назад поступал в обитель, тогдашний настоятель игумен Игнатий (Бузин) (ныне епископ Армавирский и Лабинский. - Прим. ред.) спросил, как меня зовут. «А, Плотников, - обрадовался он, - ну так и будешь у нас плотником». А ведь в роду у меня, действительно, много плотницких дел мастеров.

Многое в обители - дело рук отца Павла: от киотов икон в братских кельях до аналоя и иконостаса в храме. И лишь в келье самого мастера нет ни одного предмета мебели, который бы он сделал сам.

Сапожник всегда без сапог, - смеется монах, показывая мне свое скромное обиталище.

Кровать, стол, тумбочка, пара табуреток. У стены - гладильная доска. Кровать огорожена небольшой ширмой, и от этого у дверей получается некоторое подобие прихожей. На тумбочке фотография улыбающейся женщины с детьми. Оказалось, это дочка и внуки отца Павла.

Они у меня молодцы! - с любовью глядя на снимок, говорит он. - Дочь несколько языков знает, внучка рисует. Навещают меня иногда.

ГРАНИЦА ВНУТРИ И СНАРУЖИ

Всей братии в обители 13 человек: три послушника, один инок, пять монахов, два иеродиакона и один иеромонах и игумен. Это много по меркам сегодняшних дней, особенно для малых монастырей, таких как Антониево-Дымский. «Секрет успеха» кроется в том, что здесь стараются выстроить подобающую монашескую общину, ставя на первое место духовную жизнь братии.

Знакомы вам истории про то, как некогда тихая уединенная обитель с приходом крупных спонсоров превращалась в туристический центр? - спрашивает игумен монастыря Адриан (Дементьев). - Мы этого побаиваемся. Не подумайте,что я не хочу восстанавливать монастырь из руин, мы это делаем в меру сил и возможностей, - но прежде нужно создать для братии все условия, чтобы они могли вести уединенную, отделенную от внешнего мира жизнь, научились и полюбили это ко времени, когда монастырский комплекс будет восстановлен и паломников станет намного больше. Иначе в чём тогда смысл быть монахом? Получится тот же мирянин, только в других одеждах.

Границу между монахами и миром очень важно уметь провести не только по территории обители - например, полностью ограничив доступ паломников к братскому корпусу и внутренней жизни монастыря, оставив для них доступными храм со святынями, - но и в душе самих насельников, что гораздо труднее. Отчасти и из этих соображений в Антониево-Дымском монастыре разработали свой внутренний устав - опыт, уникальный для наших дней.

За основу мы взяли Устав Троице-Сергиевой лавры и «Положение о монастырях и монашествующих», принятое Русской Православной Церковью в конце 2017 года, - рассказывает игумен Адриан. - Мы прописали многие моменты, которые не учтены в «Положении», потому что это общий документ, составленный для всех монастырей России, и которых нет в Лаврском уставе, принятом еще в 1959 году, но есть в жизни Дымской обители. Приведу пример. Сегодня практически у каждого в кармане есть мобильный телефон - а там интернет, мессенджеры. Получается, человек ушел в монастырь, а на самом деле всегда на связи с миром. И мы прописали в своем уставе, который ориентирует человека к монашеской жизни, что пребывание в монастыре не предполагает пользование интернетом и мобильной связью. Это может быть разрешено, например, для учащихся в духовных школах или по какой-то иной надобности, но с благословенияигумена, и будет организовано, допустим, в библиотеке монастыря. Однако я не сторонник принудительных мер: монах должен сам прийти к тому, чтобы перестать пользоваться телефоном и компьютером. Этот выбор добровольный, но при этом необходимый - монах не порвет с миром, если мир у него «в кармане». Время общения с миром монах должен сокращать, а с Богом - увеличивать. Пусть каждый новоприбывающий к нам ознакомится с Уставом, и если он готов жить по таким правилам - добро пожаловать.

ЗНАКОМСТВО С ЭКОНОМОМ

С виду самый суровый насельник. И это правильно, ведь эконом в обители - то же самое, что исполнительный директор на предприятии. То есть в его руках сосредоточено непосредственное управление всей материальной жизнью монастыря. Он - помощник игумена в хозяйственной деятельности обители. Контролировать приходится всё - от процесса заготовки дров до прокладки водопровода. А еще отец Никон - тот, кто обычно первым беседует с человеком, желающим потрудиться в монастыре, стать послушником.

Представление о монашеской жизни сформировано по книгам, картинкам или фильмам, - говорит отец Никон. - На самом деле она много тяжелее этих пасторальных описаний. Об этом надо сразу предупреждать: если ты бежишь к нам от проблем, то у тебя ничего не получится в монастыре. Лучше даже не пытаться - а то хуже будет. А кто виноват окажется? Господь?! Потому что прежние нерешенные проблемы здесь тебя найдут обязательно, и будет еще пуще, чем в миру. Приходилось отсылать некоторых насельников обратно домой - люди не справлялись, провоцировали конфликты с братией. Монастырь - ковчег спасения, малый коллектив, поэтому бывает и так, что от некоторых разногласий никуда не деться. Нужно большое терпение!

ОТЕЦ АНТОНИЙ

В Антониево-Дымском монастыре два священника - игумен обители Адриан (Дементьев) и - казначей обители.

Отец Антоний совершенно лишен рисовки, удивительно прост и прям в общении. Впрочем, так можно сказать о большинстве здешних насельников, но отец Антоний выделяется даже на их фоне. Основное его послушание - работа на монастырской ферме. Бóльшую часть своей жизни он проводит в компании коров, кур и гусей, отлучаясь из хлева только в храм на богослужения, в келью на сон и в трапезную на обед и ужин. Впрочем, последнее верно не всегда - бывает, что и обедает отец Антоний тут же, на рабочем месте. Иногда он здесь даже спит - не среди птиц и животных, конечно, а в небольшой отгороженной каморке с холодильником, столом и старым сервантом, в котором за стеклом хранятся самые разнообразные ветеринарные препараты.

Монашеский путь отца Антония начинался со Свято-Троицкой Сергиевой пустыни в Стрельне. Благочинным там служил . Вместе с ним и еще одним монахом отец Антоний проделал путь из сначала на подворье Коневского монастыря в Приозерске, где был пострижен в мантию, а затем в , к которому тогда в качестве скита был приписан Антониево-Дымский.

Когда Дымский монастырь стал самостоятельным, отца Игнатия поставили игуменом, - рассказывает он. - До этого скитом управлял иеромонах Никита, он, кстати, потом в мир ушел, женат, дети. Бывает и так в монашеской жизни, чего ж скрывать. Мое мнение такое, что большинство расстриг просто слишком рано приняли постриг, им бы подольше побыть послушниками, побольше бы времени дать на размышления.

Кстати, коровы у отца Антония удивительно чистые, вымытые, ни в одном хозяйстве я не встречал таких ухоженных буренок.

Ну а почему они должны быть грязными? - удивляется монах. - Мы ведь их любим.

ДВА РАЗНЫХ ПУТИ

В Антониево-Дымском монастыре заведена такая традиция: каждый день за обедом игумен Адриан собственноручно разливает братии суп по тарелкам. Это одна из форм служения игумена насельникам - следование Христовой заповеди «Больший из вас да будет вам слуга» (Мф. 23, 11).

Как посторонний наблюдатель, я замечаю одно большое отличие в устроении жизни этого монастыря от многих других обителей. Это простота в отношениях, - говорит священник монастырского подворья в Петербурге , - ни в коем случае не панибратство, но - простота, сердечность в отношениях. Скажу даже, что дымского монаха сразу видно: всё очень естественно.

У каждого из насельников своя история прихода в монастырь. Игумен Адриан, например, рассказывает, что его путь к монашеству был довольно ровным, спокойным. Родом из простой рабочей семьи, он учился в обычной средней школе, играл на гитаре в музыкальной группе. Затем стал читать Евангелие на заре возрождения Церкви в начале 1990-х, тогда же и начал ходить в храм - первым откровением о существовании иных смыслов стало посещение со школьным другом Александро-Невской лавры, где товарищ приложился к иконе, что немало удивило будущего игумена. Еще в школе отец Адриан начал посещать богослужения, поступил в Институт богословия и философии, откуда его забрали в армию, потому что институт отсрочки не давал. После армии - работа отделочником квартир. В 1998 году игумен Лукиан (Куценко), ныне архиепископ Благовещенский и Тындинский, пригласил его на два месяца потрудиться в монастырь Александра Свирского… Два месяца превратились в двадцать лет.

Иеромонах Антоний, наоборот, говорит, что в юности жил жизнью, максимально далекой от веры. Некоторых его друзей из той поры уже нет в живых - умерли от наркотиков. По образованию он инженер-электрик, или, как шутит сам, «инженер минус электрик». Крестился в 1994 году «из соображений безопасности»: чтобы «какая беда не случилась». И лишь через год после этого события решил почитать Библию - надо же знать, что там написано.

Понимания написанного не пришло, но в подсознании что-то отложилось. А уже затем я услышал у друга радио «Радонеж» и решил почитать что-нибудь о православии.

Сначала Павел (имя отца Антония в миру) хотел купить в церковной лавке «Лествицу», но её не было, и он приобрел «Маргарит духовный».

Тогда-то я и понял: монашество - это мое.

ИЗ СПОРТА В МОНАХИ

А благочинный Антониево-Дымского монастыря понял, что монашество - это его, когда приехал по благословению протоиерея Николая Беляева из Иоанновского ставропигиального монастыря на Карповке потрудиться в Антониево-Дымский.

Отец Александр - наверное, самый скромный насельник монастыря. Историю своей жизни он описывает общими фразами, будто не хочет, чтобы воспоминания о прошлом вторгались в его нынешнюю монашескую жизнь. Родился он в Воронеже, учился в Москве, потом профессионально занимался спортом. Однажды друзья попросили его стать крестным их ребенку - и так, оказавшись в храме, будущий монах захотел вернуться под его своды еще раз.

Самое главное в монашеской жизни - это, действительно, терпение. Его нужно здесь не воз, а целый обоз. Но еще важнее - желание служить Богу и духовно возрастать. Без этого даже терпение не поможет, - говорит отец Александр.

Отец Александр - также и монастырский повар. Каждый день он, когда в одиночку, когда с помощниками, умудряется досыта и вкусно кормить братию. Непростая задача. С ней он справляется на отлично. А неизменные на столе малосольные монастырские огурцы и вовсе бесподобны. И еще он печет просфоры и хлеб.

Так что история у меня самая что ни на есть простая, - скромно подытоживает рассказ этот замечательный монах, не очень-то желая тиражировать публично подробности своей жизни и карьеры.

Вот мы и не станем этого делать.

ПЕРВЫЙ ХРАМ АНТОНИЯ ДЫМСКОГО

Игумен Адриан рассказывает, какие восстановительные работы он хотел бы провести в первую очередь:

Перво-наперво нужно достроить соборный храм. Службы-то идут пока только в нижнем Казанском храме. Когда завершим все работы на втором этаже, Казанским станет тот, верхний храм, а нижний - храмом преподобного Антония Дымского.

Кстати, в России пока нет ни одного храма в честь этого святого. Чтобы идея игумена претворилась в жизнь, надо освоить огромный фронт работ - например, перенести в другое место храмовую лавку, чтобы сделать на её месте лестницу в верхний храм, но прежде возвести пять куполов, отремонтировать колокольню и крышу. Этим уже начали заниматься.

НЕ БЫВШИЙ, НО ДЕЙСТВУЮЩИЙ

И все-таки монастырь - это, прежде всего, не стены, и даже не храм, а люди, которые придают таким постройкам смысл. Чем еще совсем недавно были эти стены без монахов? Школой трактористов, психиатрической больницей, складом, санаторием-профилакторием. И слово «монастырь» в отношении этого места можно было употреблять, только добавляя к нему «бывший». Теперь в этих стенах снова молятся. Здесь снова - монастырь. Игумен Адриан, отцы Антоний, Никон и Александр, остальные монахи, иноки и послушники - вот те люди, которые возвращают стенам их первоначальный смысл, переводя монастырь из категории «бывший» в категорию «действующий».